– Выкуп – это хорошо, это значит – наша рука встретила там руку друга. И мальчишка – это хорошо, пока он у нас – рука друга будет плодоносить. Но ты нарушил приказ, центурион, – не без сожаления констатировал Аркаша, покачивая головой. – Давай-ка рассчитывайся на первый-второй.

– Первый! – крикнул центурион.

– Тебе повезло, – обрадовался за него Аркаша, – в кольчуге родился.

После этого он закрыл оба глаза и погрузился в сон, охраняемый доброй сотней мечей.

Тихо стало в лагере. Только не спал Тиберий. Но и он заснул, наконец. В кошмарном сне ему привиделись Аркаша, лошадь, жёлуди и юный херуск. Аркаша отнимал у Тиберия лошадь, лошадь отнимала у Тиберия Аркашу. А одним из желудей был он сам, Тиберий, он висел недозрелым и никчёмным плодом на ветке, и всё ближе к нему подбирался рыжий стрелок, легко, как пирожки, поглощающий на своём пути жёлудь за жёлудем.

По возвращении в Рим Аркаша был срочно вызван для доклада к императору Августу.

– Ты, наверное, совсем одичал там, в Германии? – участливо спросил Август, пряча улыбку в тонких губах.

– Есть немного, – с радостью согласился Аркаша. – Ведь я и до этого был диковат. Но если б ты знал, о принцепс54, какого дикаря я привёз с берегов Альбиса! Рыжий маленький варвар, единственное, что умеет – пребольно стреляться из рогатки желудями. Но – из королевского рода херусков. Показать тебе его?

– Не стоит. А то отберу – ты меня знаешь. Лучше давай-ка, употреби-ка ты свой гений на ниве воспитания – ты как-то не очень был ранее заметен на этой ниве. Только будь проще, без напряга: наша идеология, наш строй сами воспитают в любом дикаре – каким бы диким он ни был изначально – римский дух, ибо совершеннее Рима в мире ничего не было, нет и не будет, – произнёс Август, и его холодные глаза на мгновение потеплели.

– Я всё-таки буду воспитывать его личным примером, – возразил Аркаша. – Я считаю, нет в Риме примера достойнее, за исключением моего принцепса, разумеется.

– Упаси Юпитер от твоего примера, – сыронизировал Август, поджимая тонкие губы. – Нам хватит и одного вундеркинда55, империя двоих не потянет. Ну а как там наш воспитанник – суровый Тиберий? Поминает нас хотя бы иногда добрым словом?

– Тоскует по своему папе Августу. Бывало, вскочит во сне с криком: «Папа Август, где ты?!» – с почтительной ухмылкой сыронизировал в ответ Аркаша. – И вдруг осознает, что нет папы Августа, а-а́ папа Август! – и зальётся слезами нелюбимого, забытого ребёнка.

– Ты, однако, всё байки травишь, – недовольно процедил Август. – Тебя, очевидно, следует понимать с точностью до наоборот?

– Я думаю, он страдает, – сказал Аркаша почти серьёзно. – Ты отнял у него жену56, лошадь отняла брата, я чуть было не отнял войско.

– Спасибо, что приравнял меня к лошади, это – метко, это – в цель, это – нам, старикам, в награду за всё хорошее. А от Тиберия, ты прав, нам следует ждать сюрпризов, – заключил Август, впервые за всё время взглянув Аркаше прямо в глаза, и серые Аркашины глаза выдержали пронзительный взгляд серых глаз Августа.

Как и предполагали Август с Аркашей, вернувшись в Рим, Тиберий неприятно поразил их: он пожелал удалиться от дел на курортный Родос57. Ни мольбы матери58, ни просьбы Августа, ни Аркашины насмешки не могли поколебать его угрюмого упрямства.

Через пять с небольшим лет, путешествуя по греческим островам, Аркаша не без задней мысли завернул галеру на Родос. Разыскать Тиберия, превратившегося за это время из триумфатора и спасителя нации в опального изгнанника, оказалось непросто.

– Мы с таким не знакомы, – отвечали одни островитяне, искривившимися лицами давая понять, что уязвлены в своих лучших чувствах.