– Рассказать? Да и рассказывать почти нечего – остались одни обрывки воспоминаний. Впрочем, если тебе интересно, то я могу рассказать.

Он немного помолчал и начал свой рассказ.

«При рождении моем, мне дали имя Магомед; а родился я в 570-ом году в городе Мекка, – это область Хиджаз в западной части Аравийского полуострова. В то время в тех местах царил хаос племенной разобщенности. Все мы были арабы, но каждый арабский род, хотя бы и самый захудалый, имел своих патриархов и старейшин и считал за необходимое, поклоняться своим собственным богам. Богов было – пруд пруди! К тому же, среди арабов язычников жило немало христиан, иудеев и зороастрийцев. По крови я принадлежал к самому могущественному мекканскому племени – племени курейшитов. К этому должно прибавить то, что род Хашим, из коего я происходил, занимал исключительное место не только в мекканском обществе, но и среди самих курейшитов. Хашим всегда были хранителями ключей от древнего (тогда еще языческого) храма Каабы. Курейшитская знать владела в Мекке всем: торговыми делами, ремесленничеством, рабами и караванной торговлей. Так что по сути, знатные курейшиты держали в своих руках все нити земной власти, даже власть религиозная и та принадлежала курейшитскому роду Хашим. Родиться в Мекке курейшитом, да ещё в столь почтенном роду, означало родиться полубогом. Однако… однако, Творцу было угодно даровать мне раннее сиротство. Эх, сынок, знаешь ли ты, кто такие сироты? Сироты, это никому не нужные вышвырки, которые ищут к кому бы им прислониться, но от которых всякий старается оградиться, словно от проказы. Горько быть сиротой.

Не смотря на то, что родня моя была многочисленна, я был почти никому не нужен. Я очень рано понял, что «я есть» – это мой статус, и кроме этого у меня ничего нет. Также я понял, что все в этой жизни надо будет делать самому. Это были ценные знания – один Аллах знает, сколькими слезами и какой детской обидой я за них заплатил. Один из моих предприимчивых дядьёв, решив, что мальчику, как будущему мужчине, надлежит воспитываться в суровых условиях, отдал меня в пятилетнем возрасте к пастухам. Представляешь ли ты, что такое быть пастухом? Дождь, зной, ветер, непогода, – а ты должен ходить за стадом. Вот говорят «детство»…гм… так у меня его почти не было – разве что мечты и сны. Одну свою мечту и сопряженный с ней сон помню до сих пор. Мечта была по-детски нелепа, однако, нечто мистическое и пророческое в ней было. Представлялось мне в то время, до умоисступления, будто бы я становлюсь великим волшебником, которому подвластно любое чудо. Мечта, конечно, не правдоподобная, но прокручивал я её в голове множество раз, приноравливая всякий раз на тот или иной лад, так, что один раз мне даже сон приснился. Во сне какой-то красивый, светозарный ангел ласково мне прошептал, что моя мечта сбудется. Но сны снами, а действительность была сопряжена с трудностями. Впрочем, в пятнадцать лет рок мне по-настоящему улыбнулся. Один из моих соотчичей и родственников взял меня, не смотря на мой юный возраст (хотя я был не по годам сметлив и отнюдь не робкого десятка) приказчиком при сопровождении торговых караванов. Дело мне нравилось, хотя требовало рачительности и выносливости. Нравилось не только тем, что упрочивало толщину моего кошелька, – что было тоже не маловажно, – но нравилось еще и тем, что давало возможность увидеть мир и вкусить приключений, да и в работе свои тонкости имелись. Приказчик слово звучное, а что за этим стоит – вот вопрос. Верблюдов вовремя напои, стоянки рассчитай, за людьми следи – чтобы все сыты были и чтобы, боже упаси, никто ничего не стянул. А товар? Продай, обменяй, купи, деньги хозяину в целости привези, когда пустыня вокруг разбойниками кишит – целая наука! Зато уж и поносило меня по белу свету: Ясриб, Йемен, Сирия, Иран, Иерусалим, Индия – где только я не был! Однажды, на пути к Дамаску, когда наш караван проезжал через одну Сирийскую пустыню, которая на местном наречии называлась Халиван (что означает «раскаленная печь»), со мной произошел удивительный случай, сильно содрогнувший моё сознание. Дело было в том, что один из мною нанятых проводников (житель тех мест) рассказал мне о неком христианском отшельнике, который жил в этой пустыне в какой-то горной пещере, и которого местные туземцы почитали за святого. От этого рассказа природное любопытство мое сильно разгорелось, и я упросил проводника провести меня к тем пещерам, в которых жил этот святой. Сей христианский подвижник жил действительно уединённо, и нам понадобилось немало времени для того, чтобы его разыскать.