Наверное, я на многое могла бы закрыть глаза, отодвинуть беспредельную боль в дальний уголок и постараться не вспоминать. О том, как рыдала ночами, слыша похотливые стоны из соседней спальни. Как ползла, отравленная зельем, в надежде на помощь. Терпела насмешки слуг и торжествующие взгляды соперницы. Сносила оскорбления, щедро раздаваемые свекровью. Мерзла в продуваемой всеми ветрами кибитке, у которой по пути отваливалось то одно, то другое колесо.

Но я не в силах простить отца, отказавшегося от своего ребенка. Наш первенец еще не появился на свет, а тот, кому надлежало стать надежной опорой и мудрым наставником с легкостью предал крохотного сына. Поверил сомнительным наветам. И лишь мать, нашедшая в себе силы пойти наперекор судьбе и посетить судебное разбирательство, смогла позаботиться о будущем мальчика, во всеуслышание объявив о принятии наследника в древний род де Гранд.

Так зачем мне возвращаться к мучителю? Честно говоря, не вижу ни одной веской причины. Да и надежда на эфемерное призрачное счастье давно умерла. Этот жизненный этап пройден и придавлен плитой горького разочарования.

Ваша честь, я приняла решение. Ходатайствую о разводе и разрыве истинной связи. Также прошу наложить на Сильвестра де Божена штраф в денежном эквиваленте моего приданого за вред, нанесенный психическому и физическому здоровью законной супруги. Думаю, такое решение отобьет у маркиза желание обманывать приличных девушек.

С остальными вопросами, предусмотренными брачным контрактом, доверяю разбираться моему поверенному – Левону Бенвенутто. Я знаю его как умного, надежного и глубоко порядочного человека. Покойный батюшка не зря безоговорочно ему доверял.

- Уважаемый жрец главной обители! Внесите в храмовую книгу запись о расторжении брака, - распорядился Аттей де Валентай. А затем повернулся к архимагу. – Готовьте ритуал. Помнится, истец поклялся взять на себя всю силу отката. Стража, принесите носилки и подгоните ко входу карету королевского целителя. Господин Ромул Легре, прошу сопроводить маркиза домой после обряда.

- Протестую! Я не согласен! – истошно завопил муженек, растеряв свой безупречный лоск. – Желаю сохранить брак!

- Решение вынесено и обжалованию не подлежит! – рявкнул судья.

И сразу стало понятно, на чьей он стороне. Конечно, в моей душе змейкой шевелилась жалость. Но я вспоминала Энни, рыдающую в холодном заснеженном лесу. Обворованную. Униженную. Раздавленную. Эта светлая девочка чудом выжила рядом с мерзавцем. А мне подобный экспонат и даром не нужен. Тем более с мамочкой-манипуляторшей, идущей в комплекте.

Я сидела и отчаянно давила некстати проснувшуюся совесть. Смотрела, как блондинчик нетвердой походкой приближается к пентаграмме, нацарапанной мелом в центре зала. Встает на место, указанное Людвигом де Брилле. Поднимает на меня ясные голубые глаза, наполненные невыносимой тоской, и взглядом умоляет передумать.

Отстраняюсь от происходящего. Вспоминаю Андрея. Воображаю, что развожусь с ним и удостаиваюсь такого же проникновенного взора. Размякаю и соглашаюсь на предложение спасти брак. И всю оставшуюся жизнь жалею о содеянном. Потому что доверие разрушено. Безоглядная любовь растоптана. Со временем превращаюсь в недоверчивую, озлобленную женщину. Забываю о личном счастье. И все потому, что решила сохранить семью ради ребенка. Но мой настоящий муж хотя бы не отказывался от малыша. А этот индивид со взглядом побитого щеночка цинично отрекся от дочери.

Встряхнула головой и отогнала наваждение. Резко поднялась и отступила к окну. Взгляд упал на скособоченную замызганную кибитку, оставленную на подъездной дороге. Вид убогой повозки моментально уничтожил остатки жалости.