Молодость Джута, так зовут старика, была той солнечной порой, когда кипучее здоровьем тело делает тяжёлый крестьянский труд приятной забавой, предстоящая жизнь полна света, и всё это рождает желание уважительно ровняться с горами. Джута держал большое поголовье скота; в конце весны, засеяв небольшой клочок земли, уводил его на альпийские луга, где могучими рогами ведут неустанную битву мускулистые туры; до ранней осени вываривал истекающий молоком сыр, выжимал жирный творог и оберегал скотину от зверя. Размеренная жизнь среди волшебных пейзажей, которыми до головокружения восхищаются гости этих мест, но которые не особо замечают местные обитатели, хотя подсознательно отмечают её в душе, и маленькие радости – здоровый приплод, удачная охота, получившийся сыр или творог, уцелевшее стадо – давали ему слова говорить о довольствии и счастье. В тот год Джута на весь сезон поднялся к вершинам, но в этот раз он с особым трепетом ждал осени – после сбора урожая, он женится на черноглазой Мэри. С нежным трепетом вспоминал он её; подобную тетивой натянутым соснам, с улыбкой, которой, казалось, ему завидует солнце и от этого багровеет от стыда, а реки замирают, чтобы послушать её звонкий смех. Они оба ждут этого дня, думая о нём каждую минуту: когда пасут скот, варят сыр, когда набирают воду в ручье, когда готовят еду, когда уставшие, но счастливые ложатся спать, когда заботливо ухаживают за урожаем, когда, просыпаясь, радуются новому труду. Джута с улыбкой представлял день свадьбы: как он введёт Мэри в теперь уже их общий дом; следуя ритуалам его мать подведёт невестку к очагу – базальтовому камину, – знакомя её с хранителем семейного уюта, и знакомя его, очаг, с новой хозяйкой; как родители подведут её к семейной иконе, к которой теперь будут обращены её молитвы; как через несколько дней после свадьбы старшая женщина в их роде возьмёт невестку под руку, призовёт самую многодетную девушку в деревне, замужних ровесниц невесты и свершится ещё один ритуал, причащение с божеством воды – поведут новую невестку к речке – символу жизни и плодородия, – и женщины, благословляя Мэри, опустят в реку яйцо, символ жертвенности девства, попируют на берегу, как наберёт она в кувшин, данный ей в приданое, воду, и они с песнями вернутся в дом.

В горах и любовь особенная, не похожая ни на что там, внизу, высеченная самими скалами; крепка и остра, подобна кремню, надёжная, как день, не проходящая, как луна, и вечная, как сами горы.

Настал день возвращаться Джуте домой – особенной день. Весь скарб – припасы, мешки с сырами и творогом, – всё притолочено к сёдлам невысоких, но устойчивых в горах лошадей, и дорога домой кажется лёгкой, короткой прогулкой. Не знал Джута, насколько особенным окажется этот день. Притаившимся шакалом ждала его дома весть. Пятеро братьев, из далёкой деревни, похитили Мэри, в жёны одному из них. Подкараулили её у родника, связали, перекинули через седло и направились по узкой волчьей тропинке, идущей над гигантской пропастью, подальше от людских глаз. Что было делать несчастной Мэри – станет она насильно женой неизвестного ей, и дороги назад не будет, и не видать ей больше своего Джута. Суровы законы гор. В ту минуту горе даровало ей смекалку, трагическую смекалку; убедила она своих мучителей, что смирилась с судьбой, попросила развязать себя и усадить в седло. Обрадованные, они исполнили всё. Уселась Мэри в седло, улучила момент и бросилась в пропасть.

Возненавидел Джута этот лес, эти чащи, скрывшие людскую подлость, желая испепелить их. Память Мэри требовала действия. Не достоин называться мужчиной тот, кто покосился на помолвленную деву, не достоин жизни тот, кто посягнул на любовь, – суровы законы гор. Суров закон добра.