И ещё. Иногда вполне достоверные факты порождают неверные понимания…

Взять хоть известное письмо белокурой красавице, не пожелавшей стать женой Достоевского, но оставшейся его преданным другом.

«…Прошлого года я был в таких плохих денежных обстоятельствах, что принуждён был продать право издания всего прежде написанного мною, на один раз, одному спекулянту, Стелловскому, довольно плохому человеку и ровно ничего не понимающему издателю. Но в контракте нашем была статья, по которой я ему обещаю для его издания приготовить роман, не менее 12-ти печатных листов, и если не доставлю к 1-му ноября 1866-го года (последний срок), то волен он, Стелловский, в продолжении девяти лет издавать даром и как вздумается всё, что я ни напишу, безо всякого мне вознаграждения… Все такие контракты подписывают, хоть и смеются, так и я подписал».

Друзьям Достоевский писал: «Стелловский беспокоит меня до мучения, даже вижу его во сне».

«Мучения», «сны», надо полагать, кошмарные… Прямо «судьба-злодейка»… Это смотря как посмотреть…

«Ровно ничего не понимающий издатель» решился издать собрание сочинений непопулярного к тому времени сочинителя… Никто больше не сподобился… Слава придёт через год. После романа «Преступление и наказание».

«Спекулянт» выплатил аванс, и Достоевский смог расплатиться с долгами и вырваться за границу к своей любовнице. Благодаря «плохому человеку» случилась встреча с двадцатилетней стенографисткой, которая стала его судьбой.

И никто Достоевского не принуждал, «все такие контракты подписывают, так и я подписал». И не Стелловский Фёдор Тимофеевич загнал его в «плохие денежные обстоятельства»…

Но звучит ложь… И в рабочих заметках прозорливца Достоевского есть фраза: «Стелловский. Этот замечательный литературный промышленник кончил тем, что сошёл с ума и умер».

Не вырубить топором…

Однако не всё свято, что в книгу вмято.


* * *


«Всё, что у нас есть, мы получили от кого-то и откуда-то. Получили ещё прежде, чем научились задавать вопросы и отвечать на них».

Фотий оторвался от экрана компа. И вдруг подумал: «А что, если моя прежняя жизнь – это попытка проснуться? И для этого пишу роман ни о чём… Кошмары начинаются, когда не пишу. Сны, которые снятся во сне… Как выпутаться из всего этого?!

Он принёс мне роман… Из какого он сна?.. Долг платежом красен. Я дам ему послушать запись сонаты Достоевского. Пусть проснётся и вспомнит себя, живого… Но это всё потом…»

Фотий закрыл глаза, слегка откинулся и стремительно заколдовал над клавиатурой.

«Жизнь прекрасна. Но вдруг появляется Ангел Смерти. И может так случиться в самую последнюю секунду, он неожиданно понимает: пришёл рано, и не наступил человеку срок покинуть землю. Тогда Ангел Смерти оставляет в покое душу и, вовсе не показываясь, дарит ей ещё два глаза из своих бесчисленных.

Одарённый начинает видеть больше, чем обделённые этим даром… Даром прозрения…

И приходит откровение: нет идеалов, есть цели. Только цели, невидимые, но сковывающие более прочно, чем кандалы. Никакими добрыми делами не дано спастись человеку из места своего бессрочного заключения…

Я пробую писать… может быть, это способ хотя бы облегчиться…

…Страшно, когда не знаешь достоверно: точно ли то, что рассказываешь, видел, или бредишь наяву, выдавая галлюцинации и призраки за действительность.

Страх – это сильное чувство. И всё. Когда я боюсь, мне плохо… Неверная связка… Страх нужно любить, потому что в каком-то смысле он очарователен…

Почти как религия, которая не делает человека ни лучше, ни хуже, ни счастливее…

Иное дело – вера…

Ведь в чём отличие верующего от неверующего?.. Если представить себе человека, выстрелившего из лука… Вот полетела стрела и воткнулась. А потом вокруг неё нарисовалась мишень. И оказалась стрела в центре мишени. Так повторяется всегда у этого человека… Мишень рисует Г-сподь. И верующие вокруг трепетно произносят: «С ним Г-сподь». А неверующие завистливо говорят: «Везунчик».