неведомых людей,
во всеобъемлющих глазах
себя – я разглядел.
И в ужасе немом застыл
разворошённый жар,
толкал меня обратно стыд,
но свет меня держал.
*
Из точки вышли все пути,
а в точку по судьбе
нам суждено один пройти
путь: от себя – к себе.
Явь-IV
Полярная болит звезда
над русскою стезёй,
Верховный свет её всегда
был преломлён слезой.
Мы в смутных, знобких временах
по ней сверяли шаг,
под нею вызрела вина,
и рушилась душа.
Всё – до предела. Ну а там,
к суровой правде строг,
свет в наши души западал,
как стержень, как итог.
Пусть что-то – шелест или свист? —
шло изнутри, извне,
отныне в сумраке не вис
наш путь, а с ним – и след.
Ничто не происходит вдруг
на почве болевой,
нам вечно двигать этот круг,
незримый, огневой.
Тем шире он, чем боль больней,
и, звёздам в унисон,
вглубь нераспаханных полей
родимую несём.
Нам нашей боли не избыть,
власть круга не разнять.
Ловлю в тени слепой избы
хрип бледного коня.
*
Надрыв, и ветер – в рукаве,
но следу не простыть:
всё сущее одних кровей,
да связей непростых.
Явь-V
Бессмертен жертвенный народ,
себя ведущий – сквозь
себя, и светится исход
призывной песней звёзд.
И слышу я, что позабыть
нам сроду не дано,
гвоздём нам в души свет забит,
и он звенит давно.
Казнись, пропащая душа,
сухим огнём гори,
и, песней пламенной дыша,
себя проговори.
Дух, извлечённый из луча,
да воспарит лучом,
словам душевным – прозвучать:
высоко, горячо.
На свете жить, чтоб свет пропеть,
любому на роду
начертано. Душе – гореть,
и я не пропаду.
Ничто за мной не пропадёт,
другого боль пронзит,
созрев. Туда мы все идём,
куда нам совесть зрит.
Рассудят нас огонь и свет,
начало и конец.
В следах восставший гориц вет
не растопчи, слепец.
*
Лишь зубы обломав, узнать,
восторг глотнув и грусть:
не развязать того узла,
что завязала Русь.
Сон-II
Я вижу поле: на меже
топтанье тёмных толп,
людьми не пахнет, и уже
наметил прорву столб.
«Давно отпетым – помоги…»
Но всхлипывает топь:
пустые месят сапоги
былых хозяев плоть.
Я вижу небо: ни души
впредь не взойдёт на круг,
меня, конечного, тушить
ввысь занесён каблук.
И грянул он. Под ним на спектр
рассыпав боль свою,
во мне исхода ищет свет:
я и в земле горю.
Я вижу время: от меня
оно берёт отсчёт,
моим огнём воспламенясь,
вконец концов течёт.
Но не сойти ему на нет,
верша огневорот,
оно опять в тугом узле
меня – мне отдаёт.
Я вижу долю: на семи
мне полыхать ветрах.
Я поднимаюсь от земли
за совесть, не за страх.
*
…до той поры, пока придётся жить,
страдать народной речи отголоску.
Колосьев истин горькую полоску
от века к веку жать мне… жать и жать,
колосьев истин горькую полоску
горючим потом поливать своим.
На том – стоим.
17 июня 1976 г.
Декабрь 1977 г.
18 декабря 1983 г. – 11 марта 1986 г.
Дмитрий АНИКИН
Поповские сказки и присказки
Повадился на вечерню – всё равно что в харчевню:
утром свеча, вечером свеча – глядь, и шуба с плеча.
Народная пословица
1
Повадился в храм
оставлять деньги там:
свечка за свечкой
для жизни вечной,
треба да треба
за-ради неба.
Псалмы звучат —
дьяки брюхом урчат;
грехи худеют —
попы богатеют;
брюхо в голоде —
архиерей в золоте.
2
Ходит поп по селу,
на каждом углу
девок пощиплет,
водочки выпьет,
подаст постного,
поест скоромного,
силой крёстною
изведёт врага тёмного.
3
Пошла попадья в баню,
с ней слуга умный Ваня;
взяли яств и вина —
ничей муж, чья жена?
Побаловались паркóм,
покатывались кувырком,
разгорячилась плоть,
так что не приведи Господь.
4
За какие грехи —
ха-ха-ха, хи-хи-хи —
попа поминали,
попадью мяли?
Попадья бела,
попадья мила,
попадья разумна,
воздыхает шумно.
Лежит на полатях,
потеет без платий,
жирна, как моя печаль,
вечнá, как начало начал.
5
Пировали они,
ели пироги,
каждому половина —
на, детина:
мы теперь не враги,