ОТДЕЛ ПОЭЗИИ
Валерий КУЛЕШОВ
Зов
Поэма
Отцу моему и сыну
…когда же тёплая прохлада
коснётся дрожью скорбных плеч,
вновь слышу недосказанную речь
из гиблой глубины седого сада.
Вновь слышу недосказанную речь,
вновь слышу голос предков наших давних,
и что-то, непрощающее, давит,
ничком на землю заставляя лечь.
И что-то, непрощающее, давит.
За всю их боль вновь чувствуя вину,
я доскажу, я песней вам верну…
Дай зоркий слух. О, Боже, дай мне.
Я доскажу, я песней вам верну
ржаную правду жизни их потухшей,
и станут беспокойны чьи-то души,
чужую боль вбирая по зерну.
И станут беспокойны чьи-то души,
но мне прощенья всё ж не заслужить:
до той поры, пока придётся жить,
мне боль родную – непрестанно слушать.
До той поры, пока придётся жить…
*
Планету, где в крутом краю
врос в землю отчий дом,
в снах ясных часто узнаю,
ломая старый стон.
Сон-I
Мне снится: тёмен дом, теперь
огня и в нём не жгут,
сама собой здесь ходит дверь —
иного и не ждут.
Мне снится, будто я – старик —
влачу последний путь:
свой первый в этом мире крик
предсмертным – вспять вернуть.
Мне снится, будто с большака
до края не дойти,
уводит в сторону клюка
с извечного пути.
Мне снится, будто тыщи дней
скрипит костьми – окрест
пристанища святых теней —
живой, глазастый крест.
Мне снится, будто нет конца
вопросу в той версте,
и вещий ветер улица
бедой прошелестел.
Мне снится, будто слабый звук
с земли меня низверг:
падение – без крыл, без рук,
паденье вниз, и – вверх.
Мне снится: взгляд с креста слетел
и душу мне прожёг.
Под ноги – лестница из тел,
я сквозь дыру прошёл.
*
И мне навстречу – ярый свет,
но светлый путь… куда?
Ответа – нет, предела – нет,
земля – в лицо. Удар.
Явь-I
Свою всё чаще слышу кровь:
– Спеши делить беду, —
и я иду в остывший кров,
кровиночкой иду.
Редеет ближняя родня,
а те, кто нынче жив…
Всё больше вижу, боль продля,
и лиц, и душ чужих.
С немногими, кто держит род,
кто свет его и дух,
чтоб влиться в кровь страны – народ,
в одной струе иду.
И кровный голос вновь велит,
суровый – испокон:
– Послушай клок сырой земли,
где клал земной поклон.
И до меня доносит дрожь
вздох вечной тишины:
– Ты правды мёртвых не поймёшь,
боль не познав живых.
Я чуял: русские слова
вошли в меня. Их смысл,
я рвущей болью познавал.
И прорастала мысль:
«Боль правит каждою судьбой,
кладёт для жизни след,
когда сжигает душу боль,
яснее белый свет».
*
Не на пустом взошла она —
на тех людских костях,
что многое простят сполна,
забвенья – не простят.
Явь-II
Пирует люто боль живых
и дома, и вокруг,
и, словно в ранах ножевых,
кипит, и чертит – круг.
И вновь на круг ложится путь,
исход ему – дыра,
и тают в ней, и в ней живут
и завтра, и вчера.
И чёрная дыра времён
жжёт белый свет из тьмы,
пока сегодня светит он,
есть – мы.
Но в сущем огненном клубке
едино всё и вся,
и в знаках рока на руке
круги миров свистят.
Я руки подношу к лицу,
и свист меня слепит:
круги в глазах, по ним к венцу
терновому – следы.
Едино всё: следы, шаги
безмерный тянут ряд.
Сквозь пыль бьёт свет из-под ноги,
и времена – горят.
Они свободны лишь тогда,
покуда по земле
идут горящие дотла.
Проложен путь и мне.
*
Очерчен круг, начертан путь,
исходный звук зовёт:
вновь Слово обретает суть
всего, над чем встаёт.
Явь-III
Горела мёртвая вода
в час пик – в раскольный час,
и пропадом я пропадал
в последний самый раз.
Проклятьем шагу моему
плевок хлестал вослед,
(и это было наяву
со мною, не во сне…).
Махнув рукою на себя,
я песнь мою вспугнул,
глухому отдала земля
в костях рождённый гул.
Я забывал отца и мать,
черта валила с ног,
я проклят был – их забывать,
я их забыть не мог.
И, словом глухоту поправ,
дорогой тяжких снов
увёл меня сквозь память в пра-
прапамять – вечный зов.
Воспряли разом голоса