– Эка, людям фартит.

– Рочестер, невежливо перебивать попутчика облаков, – Мелани не скрывала ироническую мину.

– Богатство обеспечило отсутствие нудных повседневных забот, но на их место мышью прокралась серая скука, чтобы истребить непрошеную гостью решили с женой посвятить себя небесному туризму – прекрасное средство от старости.

– Видите, я права, всякая чепуховина происходит от ожирения мозгов.

– Расскажите подробнее о вашем путешествии, – попросил Голдберг, не отрываясь от холодного мяса.

– Четыре месяца назад мы стартовали из Лос-Анджелеса…

– Вы не американцы, – заметил Индиана.

– Да, мы из Финляндии.

– Финны? – уточнил Джонс.

– До некоторой степени, я родился и до двадцать четвертого года жил там, в стране гранита и озер. – Гарин сильно потер пальцем сбоку носа.

– Не был в Финляндии, Скандинавию знаю плохо, – признался профессор.

– Продолжайте, пожалуйста, мистер Саари, – подал голос юный Бенеш.

– Из Лос-Анджелеса путь лежал на юго-восток. Трое суток под нами буйствовала морская стихия Атлантики, совершенно расстроив наши нервы. Требовалось перевести дух. Восстановившись в безлюдном оазисе во французской Западной Африке, мы следовали далее целую неделю над саванной с ее бесчисленными стадами. На Мадагаскаре, где-то у Антананариву, какое поэтическое название – «гора тысячи стрел», нам взбрело в голову проститься с черным континентом, устроить прощальный пикник на троих: моя обожаемая Софи, я и распятие Южного Креста на росистом поле субэкваториального неба, – Гарин мечтательно закатил глаза. – Все испортила местная публика. Откуда ни возьмись, на запах нашего пиршества сбежались дикари. Намерения их показались нам кощунственными, возможно, негуманными – в нас полетели копья, рой стрел вынудил меня и возлюбленную мою Софи ретироваться в гондолу. К счастью, безмозглые пасынки природы метили не в тончайший шелк, оборачивавший горячие легкие баллона, они лупили по алюминиевой обшивке люльки. Знайте, господа, я проявил максимум благородной выдержки, не скатился в омут кровожадного озверения и мести, своим оружием я избрал союзника цивилизации – огонь. Когда горелка пыхнула языком гневного пламени, папуасы разбежались, побросав свои убогие рогатки.

– На Мадагаскаре не водятся папуасы, – сказал Голдберг, чья совесть ученого требовала защитить истину.

– Я высказался обобщенно, в смысле: папуасы, пигмеи, значит дикари, бескультурные варвары.

– Что было потом? – наседал Бенеш, изысканное воображение Гарина соблазняло неопытную фантазию вчерашнего отрока.

– Индийский океан запомнился мягким характером и слитой воедино синевой воды и неба, а над Тихим подвел движитель. Слава Всевышнему, подвернулся крохотный атолл, на котором нам случилось прожить более трех месяцев.

– Отчего так долго? – удивился Вернер.

– Из-за неблагоприятной розы ветров, – убежденно врал Гарин. – Все-таки я улучил момент, и наш аппарат вновь взмыл в воздух. Преодоление Анд окончательно разрушило надежды на автономное возвращение в Штаты.

Инженер умолк. Джонс задумчиво катал по столу хлебный мякиш.

– Мистер Джонс, позвольте теперь мне задать вопрос.

Инди согласно кивнул.

– Где мы находимся?

– Добро пожаловать в сельвас Амазонии, мистер Саари.

* * *

На следующий день профессор Джонс, Самуэль Голдберг, Мелани Уоллос и трое сопровождающих аборигенов-носильщиков собирались к месту работ экспедиции.

– Профессор, возьмите меня с собой, – обратился Гарин.

– Валяйте, коли охота. Придется шлепать восемнадцать миль по заболоченному лесу, обратно вернетесь не раньше вторника.

Покинув лагерь, группа тотчас оказалась в болотистой низине. Путники утонули в высоких, в человеческий рост и выше зарослях папоротника. Узкую, еле заметную тропинку сжимали огромные пальмы, сумауму-сейба, хинные деревья, гевеи, перевитые толстыми лианами, эпифитами и орхидеями, уползающими вверх по стволам. Солнечный свет местами пробивался сквозь пышную растительность гилея. Внизу царила удушающая влажность. Животные шумы и движения заполняли лес: крики амазонских попугаев с короткими разноцветными хвостами, вопли обезьян-ревунов, стремительно перепрыгивающих с дерева на дерево, треск сучьев под тяжестью объевшихся ленивцев – все это придавало определенную пикантность путешествию.