Пастор набрал в легкие воздуха и увидел меня. Выдохнув, он повернулся ко мне спиной и вошел в церковь.

Я прошла мимо твоего пустого дома. Ты все еще совещался с мужчинами. Корзина с виноградом была при мне, я открыла дверь и на цыпочках вошла внутрь. В доме было так чисто, как будто в нем уже появилась хозяйка. Бревна, из которых сложили новый дом на месте сгоревшего, сияли желтизной, как будто их только что обтесали. Пахло свежим деревом и старым пожарищем.

Последние новости чуть не заставили меня отказаться от моего маленького сюрприза. Я сняла с крюка кастрюлю и насыпала в нее целую гору винограда из моей корзины. Пальцы стали фиолетовыми от сока.

Кто-то потерся о мои ноги. Я улыбнулась. Джип яростно вертел хвостом, приветствуя меня. Я нагнулась и почесала ему за ушами.

Вдруг я услышала чьи-то шаги и замерла.

Ты вышел из спальни и, увидев меня, подпрыгнул, заорал и уронил ботинки.

Я тоже закричала от ужаса. Оставив корзину на столе, я бросилась бежать.

Ты был голым. Наполовину голым. В одних брюках и подтяжках. Ты поймал меня за руку у самой двери.

– Подожди, – окликнул меня ты, подбирая с пола брошенную мной корзину, и начал смеяться. – Спасибо за виноград. Перед уходом я обязательно его съем.

Вспомнив, что ты отправляешься на войну, ты сразу стал серьезным.

Если я сейчас же не убегу, ты увидишь, как мои глаза наполнятся слезами. Твое обнаженное тело всего в нескольких дюймах от моего лица. Я не видела твоей кожи с тех самых пор, как мы купались с тобой в ручье. И теперь не нужно.

Ты здесь, и явно меня не ждал. Пусть бы Мария вообще никогда не родилась на этот свет! Пусть бы меня не украли. Пусть бы не было войны!

Я не могла больше оставаться и не знала, как уйти.

Ты потянулся и достал с верхней полки мушкет и с ним какой-то деревянный ящик. Сбоку виднелись написанные черной краской буквы. Я ухожу, ухожу сейчас же, но ящик заставил меня замешкаться. Я уставилась на буквы.

Ты заметил, как я их разглядываю, и заинтересовался.

Уже давно прошло то время, когда мне нужно было уходить, и вот наконец собрав в кулак всю силу воли, я сделала это.

П, О. Кажется, там было еще Р.

Ящик, Задняя часть ящика. Я помню тот ящик и еще много таких же. Они сложены в штабели вдоль стен подвала. Но я никогда не видела на них букв.

П, О, а еще мне помнится, что там была Х.

П, О и, кажется, Р и Х.

Он притащил их ко мне рано утром, когда я еще спала, и поставил рядами вокруг. Это было похоже на решетки тюрьмы.

– Не трогай ничего, – сказал он. Не зажигай свеч, если хочешь дожить до завтра.

Я послушалась, хотя меня меньше всего интересовало, наступит ли завтра или нет.

П, О, Р, Х.

Свечи.

Порох.

Я вспомнила слово. Мужчины отправятся к Росвелл Лендингу, в четырех милях к востоку на берег реки. Там они будут ждать тех, кого созовут гонцы – мальчишки в рубахах с вышитым посланием на спинах. В Росвелл Лендинге они попытаются удержать противника так долго, насколько хватит пороха и патронов.

В кузне кипела работа: Гораций Брон переплавлял все железное, что мы могли найти, в пули для мушкетов. Женщины тащили сковородки, мужчины – гвозди, инструменты и подковы.

Женщины должны собрать детишек и ночью переправить их в Охотничий приют в восьми милях к юго-западу. Мы очень надеемся, что захватчики туда не дойдут, по крайней мере до весны.

Даррелл пойдет с мужчинами, мама останется здесь, чтобы лечить раненых. Мама – храбрая женщина. Вполне возможно, что захватчики доберутся до нее раньше, чем раненые. Она уже не молодая, но и не старая, и очень сильная. Когда она улыбается, ее можно назвать красивой. Я боюсь за нее.