А мои мысли находились в четырех милях отсюда с тобой. Где ты? Что ты делаешь? Сидишь в зарослях, отмахиваясь от комаров, надеясь, что гонцы вернутся, и ждешь, когда из-за поворота появятся корабли?

Гуди Праетт нашла меня у тропинки, где я собирала палки. После долгих лет, проведенных на солнце, ее лицо стало сморщенным как высохшее яблоко. Спина согнулась как пастуший посох. Ее не пугали даже захватчики. Ничто не могло напугать Гуди Праетт. Даже мой отрезанный язык.

– Почему ты все еще здесь? – спросила она. – Почему ты не уехала вместе со всеми? Гуди Праетт старая, а у тебя еще вся жизнь впереди.

Она всегда говорила о себе в третьем лице.

Я постучала по губам пальцем.

– Глупости, – сказала она. – Беги, догоняй повозки!

Я покачала головой.

– Твоя мать тоже осталась, – она как будто стыдила нас. – А твой недоросль-братец ушел воевать. В вашей семье нет идиотов, но у вас явно не хватает здравого смысла. Можешь так и передать своей матушке. Погоди-ка, да ты ведь не можешь. Во всяком случае, так говорят. Тогда с добрым утром тебя.

Джип жалобно выл и скулил у дерева. Я попробовала утешить его молоком, но у него совсем не было аппетита. Полными тоски глазами он смотрел сквозь лохматую челку и ждал, когда ты вернешься. Бедный пес, он не знал, что ты можешь никогда не вернуться.

Как я могла бродить по лесу, когда ты шел навстречу гибели? Я нашла папин надгробный камень и постояла у него. Я глубоко вдыхала воздух, чтобы как можно дольше почувствовать жизнь.

Пока ты жив, неужели я не могу хоть что-то сделать?

Спасение. Если не от Господа, то откуда?

Отец, отец ты жил и умер, поговори со мной, если можешь, если способен.

Перед глазами мелькнул калейдоскоп образов: порох, ящики. Его нож, его лицо.

Арсенал. Украденный арсенал города.

Взрыв, который скрыл все следы. Беглый полковник, которому очень был нужен порох.

Рожденный воевать, теперь вооружен.

Пропавший арсенал. Я два года прожила в украденном арсенале.

Меня пробрала дрожь, и я опустилась на колени.

Вот бы кто-нибудь его нашел и забрал. Вот бы кому-то хватило отваги отдать за это жизнь.

Это нельзя назвать отвагой. Если это сможет тебе как-то помочь – можно выбрать и смерть.

Умрешь ты – умру и я. Если ты останешься в живых, ты женишься, как я буду ходить каждый день мимо твоего дома и видеть там Марию? Я не хочу омрачать твою новую жизнь своим присутствием. Ты должен жить даже, если твоя женитьба разобьет мне сердце.

Я могу сделать так, чтобы река забрала меня, как когда-то забрала Лотти, а ты все равно погибнешь еще до заката.

Мне известно, где обитает тот, кто способен спасти тебя и город. А я могу дать ему то, что он хочет.

Через несколько часов все, кого я знаю, будут уничтожены.

Все, кто смеялся надо мной, не обращал на меня внимания, фыркал в мою сторону с момента моего возвращения.

Но даже они достойны жертвы.

Пока не поздно, пока страх не заставил меня передумать, нужно спешить. Но проходя мимо моей ивы, я все-таки забралась на нижние ветки и вспомнила.

Лотти знала, что меня, как и ее, можно найти здесь. Это было наше тайное убежище, в котором мы могли пошептаться. Я показала ей настоящее яйцо малиновки, она – гребешок, который нашла в вещах покойной матери.

Когда она пропала, я знала, что она сбежала из дома. Две ночи я ждала ее здесь. Она наверняка рассказала бы мне о своем парне. Я ждала потому, что беспокоилась, и еще не могла представить, с кем из городских парней она встречалась.

Она пришла сюда ко мне в ту ночь. Сидя на дереве, я видела мужчину, но лицо его было скрыто. С тех пор я часто вижу его в ночных кошмарах, иногда мне кажется, что это происходит не с Лотти, а со мной.