Вчера вечером, отужинали уже, только собрался он за телевизор засесть, и – звонок. Нина трубку взяла, охать стала да ругаться, и он сразу понял, что звонит Мироныч, и на дачах опять какая-то напасть. А какая понятно – залезли, и вопрос один теперь: много ль унесли и чего. Тут моли Бога, чтоб вообще дом не спалили… Взял и он трубку, хотя в последнее время общее растущее недовольство дачников председателем стало перекидываться и на него. Но они с Миронычем жили забор в забор, и старик всё лето вечерами подробно объяснял ему многочисленные причины растущих неурядиц с поливом, со светом и охраной, жалуясь и прося совета. И он как-то да понимал председателя, и даже защищал от крика, а то и угроз, особо ретивых поселковых долгожителей, которые лет пятнадцать назад, в мечтательную перестройку, развели здесь бурную деятельность, нахватав дополнительных соток, а то и вовсе заброшенных участков, понаставили теплиц да балаганов, а теперь не знали, как с этим добром управляться при постоянных перебоях с водой и электричеством.

«Ну чё я, Юр, сделаю, чё? Общий водопровод остановился, так пусть свои скважины бьют, кто может. Хотя вон, доцент с пятой улицы пробил, а вода через месяц кончилась. Качнёт минут двадцать и неделю ждёт потом, пока она там, внизу, опять наберётся. Оно и понятно: дырявят наобум, хоть бы изыскания какие. Теперь одни изыскания: где б зашибить побыстрей… Угрохал доцент тыщ десять, теперь бегает за этими буровиками самостийными. Так для скважин опять же энергия нужна, вручную много не накачаешь… Вот прикинь, Юр, участков реальных у нас, допустим, двести с гаком, но дач пятьдесят, считай, для общества вообще пустые, не платят хозяева годами. Да и с остальных тоже ещё поканючишь. Придёшь свет за неуплату отключить, воду отрезать, так чуть за вилы не берутся. Со счетчиками мухлюют… Понимаю я, что денег мало. На взносы мало, а на водку находят, кто и каждый день пьяный. Я так им и режу, по-флотски, мол, глотку задрай, и деньги найдутся. А в Сетях электрических, в районе, короткий теперь разговор… Я ведь, Юр, эту хренову зарплату свою в полторы тыщи год уж не беру. Хоть сварщикам бы хватало да бухгалтеру с мотористом… Сторожил тем летом сам бесплатно, ты ж помнишь, с пацанами постарше, бредень им за это давал да велосипед, они его враз ухайдокали…»

«Бросай ты это всё да садись с удочкой в камыши».

«Во-во, и ты туда же… бросай… Надо бы… Дачи! Были когда-то дачи. А тут и пароход отменили… И это в конец сезона, на вывоз самый. Со светом тоже… Хлоп, безо всякого предупреждения, и второй месяц – гори, гори, моя лучина. Да хоть бы и дали вдруг свет, так новое дело – качать воду скоро неоткуда будет. Ерик обмелел… трава… тина… А как чистить его, на какие шиши? Люди вообще звереют. Я у кандидата в губернаторы был, у сопляка этого, говорю – помоги уговорить Сети, мы к октябрю соберём долг, или сам заплати… ведь тридцать тысяч всего, мы ж про твои доходы в газете читали, на них дом двадцатиэтажный в городе отгрохать можно. Я, говорю, за тебя человек триста точно сагитирую, списки представлю. Ведь сады сохнут, огороды, цветы… А он в стульчике своём крутящемся туда-сюда поёрзывает да всё в сторону глядит, подумаю, отвечает, позвоню в Облэнерго, а вы пока пакеты с моим портретом, газеты и листовки возьмите, раздайте людям. А для молодёжи майки… штук шесть… А сам мордой урка и вокруг такие же. Да фляди какие-то бегают, курят во всех углах. Бутылки, жратва… Штаб! Бросай… А кто возьмёт? Юр, а как мы здесь начинали когда-то, помнишь, а? Не, ты тогда малой ещё был…»