Я совсем одна.


Семь

– Блинчики?

Никита с улыбкой выглядывает из-за меню, уже подзывая нашего официанта, как будто знает мой ответ заранее. И ведь правда знает. Как только она позвонила мне утром и позвала вместе позавтракать, я сразу поняла, что мы разъедим нашу традиционную стопку пышных блинчиков на пахте и закусим хашбраунами в ресторане «АйХОП». Я знала, что она старается меня взбодрить. Как-никак блинчики – целительная пища.

– Давай, – говорю я и закрываю свое меню. – И пожалуйста, не забудь…

– Хашбрауны и тарелки для двоих. Естественно. За кого ты меня принимаешь?

Сегодня суббота, и мы подоспели как раз вовремя, чтобы занять удобный уголок до того, как набежал народ. Никита делает заказ и поворачивается ко мне, ее улыбка предвещает расспросы.

– Ну как твой день отдыха и восстановления? – спрашивает она. – Утром без тебя было грустненько ехать.

– Ну, отдыхала, восстанавливалась… Все по классике, – говорю я непринужденно. На самом деле отдыхом и восстановлением там и не пахло, но я не хочу грузить Никиту подробностями вчерашней встряски. – Что новенького в школе? Расскажи мне все про аукцион. Не могу поверить, что пропустила его. Еще раз извини.

Никита смотрит в упор:

– Вот не надо так.

– Как?

– Не знаю. Так. – Она делает неопределенный жест в мою сторону. – Уклоняться от ответов.

– Да я не уклоняюсь.

– Я тебя умоляю. Я же вижу, что у тебя все НОРМ. Заглавными. Давай рассказывай.

Я смотрю вниз, на стол, теребя крышки бутылочек с сиропами. Я люблю классический кленовый. Никита всегда берет черничный или клубничный. Так, значит, она считает, что у меня непреодолимое ощущение расширяющегося мрака. Наверное, вчера так и было. После пиццы с аппой я ушла к себе и принялась изучать свои записи – каждую мелочь, которую отметила, пока падала в эту темную кроличью нору. Развязка. Решить. Мама в центре воспоминаний. Аппа никогда не придет на помощь. В конце концов я уснула, уткнувшись лицом в страницу. Это был тяжелый, густой сон без сновидений, после которого утром болела шея.

Однако сегодня… Сегодня мне лучше. Никакого ощущения мрака и падения в нору. Или, по крайней мере, мне удается отвлечься. Малыш за соседним столом хлопается лицом в гору взбитых сливок на своей вафле – замотанная мамочка не успевает его поймать. Колокольчик на входной двери не умолкает, постоянно входят новые люди, официанты протискиваются мимо столиков с тарелками бекона, яичницы и французских тостов. Ковер выглядит чудовищно, но куда же без него. А я лишь часть этого, всего этого, но, если я заговорю с Никитой о своих истинных чувствах, я выпаду из обстановки. Отдамся чувству мрака и падения, и оно меня одолеет.

Проще притвориться, что все действительно в порядке. Но по взгляду Никиты я понимаю, что она не даст мне соскочить с крючка так легко. Я колеблюсь, думая, с чего начать, а затем говорю:

– Насчет воспоминания, в которое я угодила в четверг. Это момент из детства. Я тогда случайно услышала разговор родителей. Я не все их слова разобрала. Но мама говорила, что она часто пропадает и это все труднее контролировать.

Я не упоминаю, что аппа мог знать о причине ее ухода и, вероятно, лгал мне. Почему-то мне хочется его защитить. Как бы я ни злилась на него, не хочу выставлять его плохим в глазах Никиты.

– Так вот. Я думаю, вдруг у нее был СЧИВ, как у меня, а я просто не знала об этом. – Я усмехаюсь, изображая непринужденность. – Такая мелочь, знаю, но это застряло в голове. И теперь я вообще больше думаю о маме. Почему она ушла, каких фрагментов истории мне недостает. Я замечаю, что она все чаще появляется в моих воспоминаниях.