– Да, и выглядеть молодо нельзя бесконечно. Организм все равно стареет. Разве тебе сейчас для поддержания физической формы не надо тратить в два раза больше на это времени и есть в два раза меньше того, что ты раньше могла себе позволить? Разве сил у тебя не стало меньше? Раньше ты скакала как горная козочка с рассвета до заката, а сейчас еле дожидаешься вечера, чтобы скорее лечь в постель и отдохнуть. А память? Не стала подводить? – задает Розе свои провокационные вопросы Хризантема. – Это все про старость, и неважно, как ты выглядишь! – последним предложением она словно подводит жирную черту под всей своей речью.

– Именно поэтому ты так рано смирилась со своим внешним старением? – ехидно спрашивает ее Роза, хотя видно, что она расстроена.

– Я думаю, вы обе правы, – пытается примирить их Астра. – Старость невозможно победить, но ее можно немного приостановить.

– Чушь! – громко заявляет Хризантема. – Как ее можно приостановить? Старение нашего организма начинается уже в двадцать лет, можно это отрицать, можно от этого бежать, а можно просто принять и жить дальше.

– А тебе не страшно стареть? – я обращаюсь к Хризантеме и читаю ужас в глазах Розы.

– Старость – это такая же часть нашей жизни, как и другие. Ты же не боишься осени или зимы? – спрашивает меня Хризантема.

– Зиму я не люблю, – отвечаю я, а сама начинаю думать, чем же передо мною провинилось это время года. – Зима кажется бесконечной, я постоянно мерзну и все время боюсь, что мой папа поскользнётся, упадет и станет совсем беспомощным, я боюсь, что кто-нибудь простудится из нашей семьи, особенно я, потому что мне нельзя болеть, иначе, кто станет заботиться обо всех других. Зимой нельзя много ходить пешком из-за холода, так мало живого вокруг и так мало света. Наконец, я боюсь, что порвутся мои сапоги, а на новые не хватит денег, – мыслю я вслух и ужасно страшусь того, что надо мною сейчас начнут смеяться.

– Зимы разные бывают, смотря, где жить. Я вот зимой всегда стараюсь уезжать в теплые края, – мечтательно произносит Роза.

– Как птица улетаешь на юг? – улыбается Гортензия, и Роза слегка обижается на нее.

– А если бы ты всего этого не боялась, то твое отношение к зиме изменилось бы? – не отпускает меня Хризантема.

– Может быть, – задумываюсь я. – Если бы я жила в большом теплом доме, не мерзла бы, ожидая транспорта, не переживала за папу и был бы человек, на которого я могу рассчитывать, кроме себя самой, наверное, тогда я могла бы даже полюбить зиму.

– Значит, в старости тебя больше всего страшит холод, темнота и одиночество? – спрашивает тихо Астра.

– А тебя? – задаю я встречный вопрос Астре, которая, как мне кажется, понимает меня лучше всех сейчас. Мне одной так не хочется думать об этой леденящей душу зиме.

– Меня больше всего страшит ускользающее время, что все меняется, что что-то уходит и никогда не будет так, как раньше, – отвечает она.

– Нет, у меня все немного иначе, я, наоборот, боюсь, что чего-то упущу, и что-то уже никогда не случится, что я так и не успею пожить. Мне страшно, что, напротив, ничего не изменится, что все до конца моей жизни будет, как сейчас, а потом жизнь закончится, а я пойму, что так и не жила, – говорю я и с удивлением осознаю, что никогда еще так ясно я не ощущала, чего я на самом деле опасаюсь в своей жизни.

– А чего ты хотела бы? – с интересом спрашивает Роза. – Если бы сейчас все было возможно в твоей жизни, что стала бы делать? Как начала бы проживать свою жизнь?

– Пока я не знаю, – растерянно отвечаю я. – Я не думала об этом.

– Так вот поэтому твоя жизнь и не меняется, – поучает меня Хризантема, – потому что ты знаешь только, как ты не хочешь, а как хочешь, не знаешь.