Я сидела на стуле, боясь поднять глаза и еле сдерживая слезы. Казалось, что они хлынут, как только я посмотрю на кого-нибудь. Я сидела сгорбившись, разглядывая узор линолеума, который причудливо сливался в неясные очертания из-за стоявших в глазах слез.

– Да-да, куда деваться нам, педагогам? – включилась директриса. – Учительницу, слышали, уволили за то, что дети увидели, как она выбирала себе белье? А другую за фото в купальнике. А тут такой скандал!

– Так, а дочь-то моя причем? – не выдержал отец.

– Вот! Выложили в Инстаграме обыск сумки учительницы и обнаружили там презервативы…

– Так это же хорошо! – воскликнул отец, – Хороший пример подаете подрастающему поколению!

– Это не мои! – взвизгнула Камбала, – Подкинули!

– Ой, да что ж вы так убиваетесь?

– Дискредитировать педагога легко, а как мне потом репутацию свою восстанавливать?

– Дочь-то моя тут причем? – теряя терпение, бухнул по столу отец.

– Вот, читайте, – Камбала швырнула на стол тетрадь. – «Кем я хочу быть, когда вырасту»: «известным и знаменитым блогером», «снимать пранки и вирусные сторис, писать прикольные посты…»

Все взгляды обратились ко мне. Мама охнула:

– Варь, это правда?

– Нет! В смысле, да. Я уже совсем запуталась.

Ком подкатил к горлу так быстро, что я разревелась. Я же думала, что получу пятерку за то, что выбираю сама, чем хочу заниматься, а не иду на поводу у взрослых.

Директриса заговорила мягко, но твердо, будто уговаривая.

– Мы просмотрели записи с камер наблюдения, отпираться не стоит. Да, камеры у нас стоят только в коридоре, но там все записано: кто входил в кабинет, кто выходил. Последними в кабинет входили вы с Донской. Что вы там делали? Похабщину эту снимали?

– А что, там разве не видно, кто снимал? – тихо спросила мама.

– Нет, не видно: профиль незаполненный, видео только одно, на видео только руки, сумка преподавателя и кабинет. Варя, полиция все равно найдет тех, кто это сделал. Если это вы с Вероникой, лучше сразу сознаться.

Я не могла ничего сказать. Меня возмущала сама постановка вопроса. А еще что все вышло вот так позорно. Что весь класс теперь обо мне подумает? Что Никита обо мне подумает? Что родители сейчас обо мне думают?

Я рассказала, что мы с Никой сочинение писали, а потом приходили его в стопку подложить. Идея о блогерстве возникла спонтанно, и никакого отношения к ролику не имеет, и все это сложилось случайно, хоть в это и сложно поверить. Где Ника сегодня, я не знаю, она трубку не берет.

Директриса грозилась поставить на учет в детской комнате полиции за такие глупые шутки, я рыдала и клялась, что не имею отношения к этому розыгрышу, что он не логичный и я бы не стала писать сочинение про блогера и тут же снимать ролик.

Домой мы с родителями ушли в совершенно разрозненных чувствах. Я звонила Нике несколько раз, но она так и не взяла трубку. Я написала смску: «Позвони, как только сможешь».

Родители шли притихшими. Я думала, что будет скандал, но мама обняла меня перед сном и сказала: «Не важно, кем ты станешь, когда вырастешь: врачом, космонавтом, водителем троллейбуса или даже… дворником. Главное, чтобы ты стала хорошим человеком».

Ник

Как быстро я предал все свои принципы, которые каждый день прописывал в блокноте:

«Никогда ни с кем не сближаться. Никогда ни с кем не дружить».

Прошла пара дней, а я думаю, как там Ника? Ищу ее в толпе. Она так и не пошла на уроки. Мы решили разделиться, чтобы не вваливаться на литературу вместе, а потом как закрутилось все, завертелось. Я оторопело глядел, как на моих глазах разворачивается самый нелепейший спектакль из всех, когда-либо виденных в жизни. Русичка утирала слезы, директриса поджимала губы, обсуждали какой-то нелепый ролик и двадцать упаковок презервативов. У Никиной подружки, забыл, как ее зовут, от слез лицо распухло. Сама Ника как сквозь землю провалилась, а то бы тоже стояла тут зареванная и красная. И чего к ним прицепились? В тот день в кабинете кого только не было после уроков. Я же помню! И девчонки наши там крутились, и кто-то пиццу приносил, и физрук, рассеянно оглядывающийся по сторонам, заглядывал. Ну ясно, что на физрука никто бы не подумал. После уроков за мной все-таки увязался Карпов. Мы шли от школы вроде как вместе и вроде как по отдельности. Он то отставал чуток, то догонял. Мы шли, оставляя следы на тонком снежном покрове. Мело, зима никак не хотела уходить, уступить время весне. Ветер свистел в ушах, а я, как назло, не надел шапку. Карпов что-то говорил, но я не слышал, что именно. Вырвался из своих мыслей где-то на середине карповского потока сознания.