Помолчал и добавил:
– Я считаю всё время, что я заодно с советской властью и о культурной революции написал не против, а за неё.
…По воспоминаниям «Пережитое», Наталья Брюханенко помогала Маяковскому в работе и скрашивала три последних года его жизни. Но оказывается – не только. Воспоминания её заканчиваются весьма многозначительным признанием: «Лиля Брик писала в 27-м году в Ялту Маяковскому, что „я слыхала, ты собираешься жениться, так помни, что мы все трое уже женаты…“ Это писалось обо мне».
Синонимы. В труднейшие годы становления СССР наиболее ответственные посты нового государства занимал Ф. Э. Дзержинский: председатель ВЧК-ОГПУ, председатель ВСНХ и нарком путей сообщения. То есть в годы экономической разрухи, вызванной Первой мировой и Гражданской войнами, Феликс Эдмундович восстанавливал железнодорожное движение и промышленность страны, ликвидировал саботаж этому, боролся с контрреволюцией, спекуляцией и детской беспризорностью. И на всех своих совмещаемых постах Дзержинский сделал достаточно много, чтобы вызвать ненависть тех, кто был так или иначе причастен к разрушению великого государства; именно с него началась вакханалия низвержения памятников советским государственным деятелям, писателям и учёным.
В Москве памятник Феликсу Эдмундовичу возвышался в центре площади, носившей его имя, и был снят с постамента 22 августа 1991 года. Расправа с железным Феликсом происходила в обстановке крайнего возбуждения огромной массы людей, потерявших всякое чувство реальности. Поэт Е. Евтушенко писал в своих мемуарах «Волчий паспорт»:
«В толпе неподалёку от меня судорожно дёргался истощённый истерическим комплексом неполноценности, весь искривлённый человек, захлебываясь от ненависти, видимо, ко всем знаменитым людям, которая у него фонтанировала изо рта, ноздрей и ушей:
– Пора скинуть с пьедесталов не только политических, но и литературных подхалимов, чекистов, стукачей, начиная с Пушкина! Да-да! С Пушкина, господа! Хватит идеализировать наши памятники! Кто как не Пушкин бегал к шефу жандармов Бенкендорфу, клянча, чтобы тот заступился за него перед царём?! А Горький, прославлявший Беломорканал, построенный на костях заключённых? А о Маяковском нечего и говорить – он сам был чекистом!
Вот такие взгляды на классиков отечественной литературы были внедрены всяческими „голосами“ и „народными“ доброхотами в сознание советской интеллигенции к концу существования СССР. Всё было плохо не только в стране рабочих и крестьян, но и в той России, „которую мы потеряли“. Наступило трагическое десятилетие нашей нелёгкой истории, десятилетие, которое не имеет аналогов в существовании развитых цивилизаций.
Телевидение, радио и пресса довели народ до полного оболванивания, и он не увидел трагедии в развале первого в мире социалистического государства. Но 22 августа кое-как ещё трепыхался. Из толпы выступил седой человек со сплошным рядом стальных зубов и заговорил, произнося каждое слово внятно и твёрдо:
– Всё это неправда. Пушкин ходил к шефу жандармов только для того, чтобы пробить через цензуру „Бориса Годунова“[9]. А скольких людей Горький спас во время революции… Я был заключённым на Соловках, когда туда приехал Горький. Нас помыли, постригли, приодели, дали в руки свежие газеты. В знак протеста мы перевернули газеты вверх ногами. Горький понял, что мы хотели этим сказать. Он подошёл ко мне и перевернул газету. Глаза его были полны слёз. Я уверен в том, что Горький поехал на Беломорканал, чтобы Сталин его выпустил, а за границей рассказал бы всему миру правду о лагерях. Но Сталин разгадал Горького, и его убили, да и Маяковский не палач, а жертва…