Замечена и еще одна интересная, не зависящая от моей воли и сознания особенность: чем выше уровень шума, тем тише почему-то я говорю, и чем тише вокруг, тем я говорю громче. Я могу объяснить это только так: я постоянно бессознательно прислушиваюсь, и, если вокруг есть шум, пусть мной и не осознаваемый, но как-то до меня доходящий, я невольно говорю тише; если же шума нет, я бессознательно прислушиваюсь к собственному голосу, может быть, к вибрации собственных голосовых связок, и начинаю орать, так что меня просят говорить потише, а я выполнить эту просьбу просто не в состоянии. Словом, потеря слуха и степень искажения звуковысотного диапазона у меня очень велики.

Глухого может выручить приставка для цветомузыки: переливы огней – это, конечно, не музыка, но что-то вроде. Эти переливы могут передать ритмы, длительности… Передает ли такая приставка высоту звука? Насколько читал – может в какой-то мере передать и это: разной высоте звука соответствует свой цветовой оттенок. У Ивана Ефремова в романе «Час Быка» много рассуждений о цветовом спектре музыки. Ну, мне, при моем светоощущении (почти полной слепоте), все это недоступно. Хотя просто мелькание огоньков, если выключен всякий другой свет, заметить вблизи могу.

Ольгу Скороходову спрашивали, как она воспринимает музыку. Она писала и на встречах с разными аудиториями обычно рассказывала, что кладет руку на крышку рояля, на корпус гитары… Воспринимает вибрацию, и ей это нравится. Увы, мне неизвестно, чтобы она подробно анализировала свои вибрационные ощущения от музыки.

По личному опыту знаю, что тут можно в какой-то степени различать звук и по высоте, причем точно так же, как это происходит на слух: чем ниже звук, тем грубее и ощутимее вибрация; чем выше, тем тоньше, слитнее. Вибрация может быть и низко-, и высокочастотной, и тихой (слабой), и громкой (сильной).

Глухие и слепоглухие ребята очень любят класть руки на корпуса музыкальных инструментов, на особо сильно вибрирующие поверхности акустических систем радиоаппаратов. Мне случалось вместе с ребятишками в Загорске слушать мою любимую духовую музыку, ряд произведений я знал наизусть настолько хорошо, что мог подпевать, и однажды директор детдома Альвин Валентинович Апраушев буквально обалдел, зайдя в класс, где мы этим занимались: звучал хорошо мне знакомый марш, я пел, уверенно передавая по крайней мере динамику звучания, если не высоту звуков, а вокруг меня столпилось несколько ребят, державших руки кто где смог примоститься: на макушке, на горле, на спине, на груди… Все эти части тела хорошо передают вибрацию голоса, особенно низкого, мужского.

Однажды в лагере воспитательница, как сама потом энергично выразилась, «перематерилась». Я взял с собой на костер диктофончик и кассету с вальсами Иоганна Штрауса, включил на полную громкость, благо и батарейки мне только что привезли из города, держал у своего левого уха, а меня облепило с десяток слепоглухих ребятишек, все тянулись к источникам вибрации – то ли к самому диктофону (хоть пальчиком, благо вибрировал весь корпус), то ли, когда я мог подпевать, к моему горлу, к макушке и прочим моим естественным вибраторам. Облепили: кто на коленях, кто на плечах, кто на шее у меня почти верхом, кто чуть ли не на голове… Во была картинка! А у воспитательницы, как на грех, села батарейка для вспышки фотоаппарата, и моя диктофонная туда не лезет, слишком велика. И дело вечером, естественного света не хватает. Было от чего «перематериться» воспитательнице: не удалось такое сфотографировать! Мы надеялись, что еще представится случай, но увы… Как не вспомнить Твардовского: