Да… если даже оставят,

то глаз перестанет

быть жизнеспособным.

Совсем?

Совсем.

В горле образовался ком горечи, приближаясь жгучей болью к глазам. Я отложил телефон в сторону, так и не прочитав входящее сообщение. Какой-то сплошной круговорот событий происходит… только к одному привыкнешь, опять что-то свалиться и ты хоть что делай, а никак на это не повлияешь. Даже если Юле предстоит потерять один орган зрения, я не перестану быть с ней.

Что-то мне подсказывало, что как только всё закончиться, моя подруга потеряет не только мечты, но и себя… я мысленно готовился к встречи с ней. И пусть не верил в бога, обращался к своему дедушке… пусть Юля скорее поправиться, вернётся домой и тогда точно, будет спокойно на душе её, а тревоги я пройду вместе с ней. Даже на расстоянии.

В груди вновь нарастала знакомая боль, несказанных слов. А они были не мои…

Юля

Я расчёсывала сама волосы, не подходя к зеркалу. Мама находилась на кухне. Сегодня мой первый завтрак за столом, а не в кровати. Со вчерашнего вечера, как мне разрешили вернуться с мамой на квартиру тёти Риты, я то и дело сидела, смотрела телевизор, и не вникая суть передач. Будто смотрела сквозь… Если бы не присутствие мамы, вряд ли помнила, что не одна.

После того, как мама поговорила с Антоном Викторовичем, я узнала, что мой глаз будет удален из-за сосудов, которые слились с другими и если бы их не закупоривали, то пятно стало бы опухолью и вновь начались кровотечения. Я не была уверенна, что до конца можно спокойно ложиться на правую сторону лица. Вдруг опять подушка прилипнет к щеке…

Заплетая шишку на затылке, я укуталась в халат, достигающего пола, тепло которого на ногах не ощущала. Стены квартиры слишком тесными стали и воздуха катастрофически было мало. Я просила маму открыть окно всякий раз, когда возникало это чувство, и она приоткрывала чуть-чуть, и после моих глубоких вдохов, закрывала.

Хотелось убежать отсюда.

Скрыться.

В душе такая пустота была, что ощущала себя зомби. Моё лицо напоминало маску отреченности, опустошения и безразличия. Аппетита пропал. Ничего не радовало. Н и ч е г о.

– Может чай?

Я не могла злиться на маму. Она не заслуживала слышать моих слов, что рвались наружу. Молчание стало лекарем.

Каждый миллиметр бреши моей души наполнялось им. Желания разговаривать пропадало. Пусть пройдёт время, я вновь захочу что-то в своей жизни делать. Например, пойти в школу. Или послушать музыку. Но эта пропасть…

…она преследует меня ровно с того момента, как я узнала что буду находиться в больнице. А точнее в больницах.

Тринадцать лет мне только исполнилось. Я чувствую себя не ребёнком, а вот стойкий оловянный солдатик с меня что надо, вот кто я! За что такое наказание…

….зачем…

– Юль?

…для чего…

– Да. Давай, – ровным голосом согласилась я.

Заботливые руки отпустили мои плечи, оставляя после себя след. Мама переживала так же, как и я. Я помнила сообщения, которые присылал Игорь. Их было столько, что стало стыдно отвечать одним сообщением. Хотелось ответить на каждое. Четырнадцать штук. Четырнадцать, за один день! Именно в тот, когда узнала о последствиях операции. Я не читала ещё…

Пока мама возилась с чайником, взяла свой смартфон и открыла переписку с Игорем. Первые сообщения были с фотографиями, а особенно Симба постоянно утыкался носом в камеру, пока его хозяин пытался сфотографировать себя, вызывая тем самым у меня улыбку, что так прорывалась на ощутимой застывшей маске, как воск.

В левом глазу защипало, а в правом ничего не ощутила, продолжая читать сообщения. Лишь фантомная боль появилась. Не знаю…

Мышонок, ты в курсе,