«Здравствуйте, уважаемый Кирилл Семенович. Спешу сообщить вам, что в нашей деревне появился странный житель. Уж очень он похож на беглого арестанта. На вопросы отвечает нескладно, о прошлом своем не рассказывает. Я его попытался прощупать, так дед Игнат со своею Настей на меня набросились и выгнали со двора. По моему мнению, они что-то скрывают. Говорят, жених мол Настин. Но мне не верится.

Не могли бы вы со своими силами помочь мне разобраться.

Во-первых, выяснить, не было ли побегов в последнее время в наших краях.

Во-вторых, может пришлете кого-нибудь с проверочкой? Уж очень не хочется мне делить свое родное место не пойми с кем. Я, в свою очередь, обещаю вам самую лучшую рыбалку и охоту, когда вы доберетесь к нам.

С наилучшими пожеланиями Дроздов А. П.»

Дрозд аккуратно сложил письмо в конверт и подержал над свечкой сургуч, капнул несколько капель и прижал печатью, что заказал у местного кузнеца, когда тот еще живой был.

Дети кузнеца ненавидели Дроздова. И при каждом удобном случае рассказывали, что когда этот холеный бес пришел к отцу со своей просьбой выковать ему печать для писем, то сначала получил отказ. Но потом шантажом и угрозами все-таки уговорил Громилу Кузьму – беглого, осевшего тут заключенного. Тот взялся за работу и всю душу вложил в эту печатку, ибо по-другому не умел. А эта скотина его потом все-таки сдал и на виселицу отправил.

Послание Дроздова долго шло до своего адресата и наконец прибыло в чистый кабинет с полированным паркетом и портретом царя на стене. Секретарь аккуратно, ножичком, вскрыл конверт, положил его на серебряный поднос и подал холеному, жирному человеку. Тот прочитал, скривил губы: «Ой, любит наш народ доносы писать». Отдал письмо обратно секретарю и сказал: «Поручи кому надо».

Два самых крепких бойца подразделения внутренней полиции стояли на ковре напротив своего командира.

– Так, господа, с самого верха, – он поднял палец и закатил глаза, – поступил донос, что в окрестностях священного озера нашего в Сибири-матушке завелся беглый заключенный, что сбежал уже почти год как из лагеря, что в двухстах верстах от места, где он предполагаемо находится. Надо же, и как он дошел так далеко. Ну да ладно. Ясно?

Два истукана кивнули.

– Значит, ваша задача: едете туда, билеты и деньги на расходы получите внизу. Добираетесь до места, находите там некоего, – он шарил в куче бумаг на столе, – так, да где же он? А, вот. Некоего Дроздова Алексея Петровича. Все ясно?

В ответ только согласные взгляды.

– В общем, Дроздов этот вам все расскажет и покажет. Только давайте без лишних жертв и без шума. Кстати, берите его, только если будете уверены, что это он. Поживите немного там, поговорите с деревенскими, вотритесь в доверие и действуйте. Да что я вам рассказываю, – он бросил на стол папку, – вот тут все есть. По возвращении сразу ко мне с докладом. Кру-у-у-у-у-гом.

– Э-э-э, подождите, забыл совсем, пока вы не ушли. На обратном пути заедете в этот лагерь. Он там на последней странице указан, – он ткнул пальцем на папку, – посмотрите, что там происходит, оттуда в год по три-четыре человека убегают, а они нам похоронки присылают, разберитесь там. Все, идите, выполняйте.

Напарники и по совместительству родные братья-близнецы альбиносы с синими глазами и страшными лицами сразу спустились, взяли деньги и прямиком на вокзал. Ребята были созданы для такой работы. Ни жалости, ни страха в них не было. Про сочувствие они даже не слышали. Только хитрости маловато было, но для работы им хватало этих талантов.

Когда они были детьми лет по двенадцать, соседский мальчишка постоянно задирал их, и вместо того, чтобы попытаться разрешить это дипломатией, они, не сговариваясь, просто утопили его в пруду. Сосед видел это и сообщил куда надо. Но представители власти вместо виселицы определили их в специальную секретную школу, где и вырастили из них головорезов высшего качества. С тех пор они безупречно выполняли любые задачи на бескрайних полях преступного мира империи. В городе их все боялись и старались не попадаться на глаза. Хотя за пределы столицы слава не успела распространиться, но иногда случалась необоснованная дерзость, которую братья пресекали на корню. Нередко такие пресечения доводили жертв до смерти. Но близнецам было позволено все.