– Врач говорит, что память может полностью восстановиться.

Она скрестила руки на груди. Ее новая поза была не оскорбительной, а скорее оборонительной. Она словно защищала себя. Как будто одного этого было достаточно, чтобы сдержать повседневные проблемы мира и ее экстраординарную проблему амнезии.

– Существует и вероятность того, что я останусь такой навсегда.

Амаль пожала плечами и опустила руки. Она переместилась так, чтобы видеть ограждение пустой строительной площадки. Вид больше напоминал зону боевых действий, чем фундамент будущей муниципальной больницы Харгейсы.

– Время моего выздоровления неизвестно, – тихо сказала она.

– И тем не менее можно поискать более эффективное лечение и передовые технологии в другой стране, – заявил Мансур.

Амаль изумленно вытаращила глаза.

– Я знаю, ты слышала наш разговор с мамой.

Амаль сочла за лучшее промолчать, чем признаться в нечаянном подслушивании.

– А почему бы тебе не отправиться со мной в Аддис-Абебу и не показаться другому врачу?

– Вместе с тобой? – эхом откликнулась она, глядя на него с неподдельным изумлением.

Мэнни понимал, почему она сомневается. Он, в сущности, был для нее незнакомцем. Но даже если бы она все помнила, то вряд ли приняла бы его предложение, учитывая их прошлый опыт отношений.

Он надеялся, что Амаль не заметит его оговорку, но напрасно.

– Я имел в виду, что мы просто вместе отправимся в Эфиопию, и я покажу тебе страну. Тебе ведь еще не доводилось бывать за границей?

Он это знал наверняка и все-таки спросил.

– Нет, не доводилось, – подтвердила она и продолжила: – Но я сейчас не могу, у меня куча работы.

Она снова скрестила руки на груди, словно защищаясь, и, не глядя на него, произнесла:

– Я не могу поехать с тобой, Мансур.

– Мэнни, – автоматически поправил он. – Не можешь или не хочешь?

Амаль прикусила губу и опустила взгляд. Она казалась загнанной в угол.

Мансур надеялся, что не он и не его предложение тому виной.

Он снова посмотрел на заброшенную стройплощадку, вспомнил, с каким жаром она говорила о своем проекте, и неожиданно предложил:

– Сделай это ради больницы.

– Прошу прощения?

– Я предложил тебе согласиться ради больницы, ради спасения жизней десятков, нет, даже сотен тысяч жителей Харгейсы.

Лицо Амаль прояснилось, и она улыбнулась.

От этой улыбки сердце Мансура пустилось вскачь, и он понял, как дорога ему Амаль и какую власть она над ним имеет.

Он судорожно сглотнул и продолжил:

– Я знаю, что моя мать вызвала меня сюда, и ты не имеешь никакого отношения к ее лжи во спасение.

Казалось, Амаль не замечает его волнения и ждет дальнейших разъяснений. Она такая красивая, спокойная, полная достоинства и любопытства одновременно.

«Такая кого хочешь сведет с ума», – пронеслось в голове у Мансура.

– Мой тебе совет: если решишь присоединиться ко мне в Аддис-Абебе, сделай выбор сама. Не ради моей матери и не из-за того, что другие подумают о тебе.

– Для себя? – уточнила она.

– Да, для себя, – подчеркнул он. – В конечном счете ты знаешь, что для тебя лучше.

Амаль некоторое время молчала.

– Это трудное решение, – наконец промолвила она.

– Но его нужно принять, – сказал Мансур.

– А как бы ты поступил на моем месте? – поинтересовалась она.

– Если бы я думал, что поездка что-то изменит, я бы ее предпринял.

– А если я твердо верю, что ничего не изменится? – прошептала она.

Мэнни не знал, что ей сказать. Он подозревал, что она все равно все решит сама, и потому ответил:

– У меня был выбор не становиться генеральным директором. Я мог бы легко отойти в сторону и позволить другому кандидату занять эту должность.

– Почему ты этого не сделал?