Уже полдень, но первым делом я открываю дверь в его спальню.

За последние несколько дней мне с трудом удалось заставить его встать.

Кровать не заправлена, однако, по крайней мере, отец больше не лежит на ней.

Небольшое улучшение по сравнению с позавчерашним днем!

Кухня тоже пуста.

На столе я обнаруживаю хлеб, который я принесла ему позавчера вечером. Не нарезанный.

Вздохнув иду дальше…

Я нахожу его в гостиной.

Мой отец, развалившись в кресле, спит. Он все еще в пижаме и босиком!

На столе стоит почти пустая бутылка из-под воды, рядом — открытая упаковка с печеньем.

О, папа, это единственное, что ты ел с тех пор, как я тебя видел в последний раз???

Обстоятельства и его вид разбивают мне сердце. Тяжело смотреть на него в это время года. Когда ему хуже всего. Потому что на него нахлынули воспоминания, и он погружен в свой собственный мир больше, чем в остальное время года. Время, когда он не выходит из своей маленькой квартиры, не разговаривает ни с кем, кроме меня, да и то лишь фрагментарно.

От гордого, сильного человека, успешного предпринимателя, который строил и продавал срубы за пределами Снежнина, мало что осталось…

Папа превратился в груду страданий!

Он сломлен, потрясен и больше не видит смысла в своей жизни…

У меня на глаза наворачиваются слезы.

Как бы я хотела вернуть своего папу, который был бы полон оптимизма и смелости смотреть в лицо жизни!!!

Но его больше нет. И виноват в этом только один человек... Тот, кто сегодня неожиданно появился в Снежнине.

Смахнув слезы, я легонько трясу отца за плечо.

— Папа, проснись, к тебе пришли, это я, дочь твоя!

Папа ворчит что-то нечленораздельное, резко вздрагивает и распахивает глаза.

— Мишель, о, привет, я даже не слышал, как в дверь позвонили!

— Возможно, это потому, что у меня есть ключ, и поэтому я не звоню в дверь?!

Он потирает лицо, потом садится прямо:

—Точно, я и забыл, — впрочем, как и многие другие вещи в последнее время.

— Хорошо, что ты хоть раз встал с постели!

— Мне пришлось это сделать после того, как ты вчера распахнула окно в спальне, а после того, как ты снова исчезла, стало чертовски холодно!

— Папа, это было позавчера!

Я смотрю на него, качая головой.

— Позавчера? — он почесывает голову.

— О, пожалуйста, только не говори мне, что с тех пор ты сидишь здесь в этом кресле?!

По его жеманному взгляду я понимаю, что так оно и есть.

Вздохнув достаю из шкафа чистый стакан, наливаю в него остатки воды из бутылки и протягиваю ему.

— Ты ел что-нибудь, кроме печенья?

Он берет пакет с печеньем, заглядывает во внутрь и задумчиво хмурится. Потом смотрит на меня с раскаянием.

Конечно, зачем я вообще его спросила?

— Хорошо, тогда я приготовлю нам что-нибудь вкусненькое!

Когда он благодарно улыбается мне, я беру пакет с печеньем из его рук и тянусь к другому стакану с водой на столе.

— А ты пока можешь принять душ и надеть свежую одежду, хорошо?

— Если это нужно?

— Да, папа, нужно!

Чтобы подчеркнуть свои слова, я немного приоткрываю окно.

— Ладно-ладно, я понял… — ворчит он и встает.

На кухне, заглянув в холодильник, я вижу, что папа почти не притронулся ни к чему из того, что я купила для него несколько дней назад.

Не хватает только йогурта и кусочка салями.

Мое горло сжимается, и я борюсь со слезами, которые щиплют глаза. Но я не могу сейчас плакать.

Я должна быть сильной — ради папы. Моя печаль только еще больше усугубит его положение. А этого никак нельзя допустить, потому что у нас почти нет пространства для маневра! Поэтому решительно берусь за приготовление чего-то вкусненького.

Я нахожу в морозилке порцию жаркого и разогреваю его. К нему готовлю микс-салат из белокочанной капусты, помидоров, перца и сладкого корна. Отрезаю несколько ломтиков хлеба двухдневной давности, поджариваю их на сковороде, смазываю маслом и посыпаю свежей зеленью.