Просыпаюсь посреди ночи то ли от чьего-то храпа, то ли от уханья ночной птицы где-то совсем поблизости. Стволы сосен, чуть более чёрные, чем окружающая их тьма, навевают ужас, но… воды я от жадности выпила очень много накануне. К тому же, кто-то сказал, что, наполнив желудок водой перед сном, можно обмануть голод хотя бы на время, пока уснёшь.

Я отодвигаю ветки, консервирующие моё тепло, и холод ночи обжигает. Так сильно, что меня почти сразу начинает потряхивать. Надо же, думаю, днём не знаешь где укрыться от жары, а ночью так холодно, что даже дыхание образует пар.

Кто-то улёгся прямо напротив моих ног. В темноте я едва не наступаю на него, но вовремя успеваю сделать свой шаг шире. Ветки, поломанные моей ступнёй шумно хрустят, и я замираю. Но никто не просыпается, поэтому я двигаюсь дальше.

Не успеваю отойти и на пару десятков метров, как чувствую, что позади меня кто-то есть.

Останавливаюсь и резко оборачиваюсь – он тоже встал и не двигается.

И мы застреваем в этом «смотрении» в глаза друг другу. Из всего, что происходит в этом месте, в этом сумасшедшем мире, наши регулярно примагничивающиеся взгляды – самая странная вещь из всех.

– Я не хотела!

– Знаю.

– Извини!

– Хорошо.

«Хорошо», а глаза не отрываются. Как и мои, впрочем.

– Раз так, можно мне, пожалуйста, одной… отойти?

– Нет. 

– Почему?

– Потому что это лес. И звери –  не самые опасные в нём животные. 

Ну, разумность в его доводах присутствует, это сложно отрицать.

– Я отвернусь, –  обещает. 

Лунный свет прекрасно освещает его лицо. Я смотрю то на его царапину, то в глаза. Очень странная штука – доверие. Вроде бы и должно подчиняться логике, а нет! Вырывается из-под её контроля и живёт, как хочет. Ну вот почему я… тоже ему доверяю? Почему не испытываю ни страха, ни тревоги рядом с ним, ведь видела же, как он избивал человека! Причём, что бы я ни говорила себе или людям, с самого начала оно у меня было. Всегда. Может, есть что-то ещё, связанное с ним, какое-нибудь событие, которое я не помню, но оно осело где-нибудь в подсознании?

Когда возвращаемся, постель у моих ног оказывается пустой. Кто-то ещё, наверное, захотел в туалет, кто-то, кого я всё-таки разбудила.

Я укладываюсь на своё место, укрываюсь ветками с головой и приказываю себе игнорировать завывания в животе. Завтра будет другой, не менее нелёгкий день, еда найдётся хоть какая-нибудь, но, чтобы добыть её, мне понадобятся силы. Много сил.

В ту ночь мне снится ребёнок, точнее, мальчик. Самое примечательное, что в нём есть – его улыбка. Он как-то… сияет ею, что ли. Мы сидим рядом на деревянной перекладине и болтаем ногами. У него очень много волос на голове, и я рассматриваю их, а он усиленно мне рассказывает наше будущее. Потом я не смогу вспомнить, что именно он говорил, но чувство… полного беспечного комфорта, которое я при этом испытала, остаётся со мной до самого конца следующего дня.

11. 11. Любить тебя будет больно

Утром, когда я открываю глаза, постели у моих ног уже нет. Ещё не все проснулись, но многие уже разбрелись по лагерю, большинство заняты омовением у бассейнов с водой.

Цыплёнок тоже уже проснулась и выглядывает из-под веток, смотрит на меня своими бледно-голубыми глазами.

– Доброе утро, – говорю.

– Доброе утро, – улыбается в ответ.

– Доброе утро! – здоровается с нами кто-то третий.

Это Джон Леннон собственной персоной. Физиономия у него довольная.

– Вставайте. Он ждёт вас на пляже.

И он действительно ждёт. Стоит, широко расставив ноги, засунув руки в карманы своих штанов, и смотрит на… берег без воды. Бескрайний.

– А вода где? – вырывается у меня тут же.