Как суахили стал «моим»9
В первом письме из Занзибара, 21 июня 1965 года (через 5 дней после вылета из Москвы), я писал:
«…18 июня часов в 6 вечера успешно приземлились. Как приятно было снова очутиться на земле! Ведь в Хартуме, при жаре 46 градусов, проторчали 8 часов на аэродроме, пока чинили самолет, на который пересели в Каире с нашего «Ила».
Лететь было интересно. Сначала Русь, ночью Черное море и Турция, Каир, утром – пески, пески, пески и горы, но чем южнее, тем больше зелени и воды, и даже тучи, когда пролетали над высочайшим пиком Африки – Килиманджаро. В Найроби ночевали в аэропорту. А утром «свеженькие» и отоспавшиеся вылетели на Занзибар.
Погода здесь, в городе Занзибар, отличная. Тепло, но не жарко. Солнце какое-то ласковое (первые впечатления оказались очень обманчивыми – круглый год температура 30—35 градусов, при стопроцентной влажности – тропический климат!). Море прохладное, берег песчаный, вода цвета необыкновенного, лазурная, прозрачная, правда, довольно соленая. А кругом пальмы, наверху – огромные кокосовые орехи. На деревьях удивительные цветы цветами – яркие, сочные. Зелень – везде.
…К работе в военном лагере Chukwani (Чуквани) – в 10—12 километрах от города – приступил лишь сегодня. Это была настоящая работа – всё время говоришь на суахили. И здесь встречаю значительные затруднения. Особенно в разговорном языке. Понимаю много, но вот сам говорю нередко через пень колоду. Ну, ничего, месяца через два надеюсь говорить более свободно.
Распорядок дня: с 8 до 12, с 12 до 14 – обед и отдых, и с 14 до 17—18 часов (а темнеет здесь ровно в 17.30).
29 июня. – …Вечером был на встрече с представителями печати, пригласил корр. ТАСС Юра Устименко. Имел очень приятную и содержательную беседу с редактором и издателем газеты «Zanzibar Voice», получил приглашение и в ближайшие дни нанесу ему визит. Здесь же, на встрече, пришлось впервые переводить с английского на суахили. В целом, справился неплохо, но очень волновался.
4 июля. – …В нашей группе (человек 15) два переводчика с английского. Они рассказали, что с английским переводом у них мало что получалось: рядовые солдаты их не понимали; сержантский состав тоже не силен в английском; немного толку от лейтенантов с капитанами, хоть как-то знающих этот язык. Обучение шло с превеликим трудом, впустую терялось время…
Солдаты занзибарские – новобранцы, коих следует научить строевой, боевым навыкам, обращению с оружием и т.д., в массе своей – бывшие крестьяне, неграмотные, выходцы из беднейших слоев населения – вообще едва знают разговорный английский, а о военных терминах и говорить не приходится. Складывается так (да и китайцы подали пример, прибыли сюда с собственными переводчиками на суахили), что без суахили – никак!
Kifaru, mzinga, papa, и taptapu…
…Перед поездкой на Занзибар я знал, что «kifaru» – это «носорог», а «mzinga» – «улей». Как же удивился, когда в Чуквани услышал, что на военном суахили «kifaru» – это «танк» (очень удачное сравнение!). А «mzinga» – это «пушка»! И вот почему.
На Занзибаре пчелиные ульи устраивают не на земле, как у нас, в России, а привязывают веревками высоко на ветвях деревьев. И представляют они из себя не наши «домики», а выдолбленные изнутри достаточно крупные поленья гладкоствольных (курсив – мой) деревьев, в том числе и пальм. А какой главный «элемент» у пушки? Правильно – ствол! Поэтому «mzinga» и стала «пушкой».
Таковы были мои «открытия», когда оказался на Занзибаре. В завершение этой словарной эквилибристики (невоенной) не могу не привести еще несколько примеров: «акула» на суахили – это «