Я отсоединяю вас от плеера. На счёт три. Раз… два…

Тонкс
Песни Boy;
We Were Here
Rivers or Oceans
No Sleep for the Dreamer
New York
Into the Wild

* * *

Жизнь распорядилась так, что почему-то, если ты хочешь, чтобы тебе помогло обезболивающее, сначала нужно потерпеть особый прилив боли от введения лекарства.

кому: Morrissey

She is determined to prove

How she can build up the pain

Of every lost and lonely day…

Jackie’s only happy when she’s up on the stage.

She’ll make you believe what you would never believe.

Наверное, мы встречаемся не так часто, как этого заслуживают твои песни. Как это всегда говорят нерадивые любовники ― дело во мне. Эта фраза ужасно отдаёт головной болью, которую так и хочется превратить в отдельное произведение… но голова ведь потому и болит, что всё это заперто внутри черепной коробки.


Скольким же из нас можно поставить диагноз «воспаление мысли»?


Так вот, мы встречаемся тогда, когда у меня начинает немного болеть голова. Это ещё не та мигрень, при которой и взгляд сфокусировать на предмете трудно, но уже навязчивая боль, о себе напоминает каждым вторым моим действием. Я пишу тебе письмо, а она и сейчас вмешивается, просит внимания. Такую боль обычно люди откладывают на потом. Можно глотнуть рядовую таблетку. Отмахнуться от чужого предложения провериться у врача. И всё это только для того, чтобы не отвлекаться от великих в своём однообразии Важных Дел.


А я на этом этапе порой обращаюсь к тебе. Нет, ты не похож на лекарство. Ты похож на ту среду, в которой мои мысли находят отголоски, а посему и перестают давить на нервы. Хочу подчеркнуть, что говорю именно о твоём сольном творчестве.


А ещё ты напоминаешь мне об одном моём знакомстве. Пожалуй, оно продлилось не так долго, как мне хотелось бы. Эта девушка с трудом поддаётся описанию. Она живёт в ритме, который спорит с быстротечностью человеческих лет, и большую часть этой жизни проводит в собственной реальности. Она настолько оторвалась от привычного нам мира, что у её глаз нет цвета, который мы могли бы определить известным нам эпитетом. Люди рядом с ней делятся на две категории: те, кто по-доброму принимают всё в ней, и те, кому становится тягостно. Я и сама не заметила, как из первой категории плавно отправилась во вторую. Она заражала меня своими идеями, как простудой, но я запоздало поняла, что простуда не слишком легко переносится моим иммунитетом. И знаешь, я почти точно знаю, что ни с кем она не была по-настоящему близка.


Но однажды она выдала невероятное откровение, которое прочитало несколько человек, что были её приятелями, и я в их числе. Самое большое откровение, которое я когда-либо видела от неё. Надеюсь, я не одна не смогла пройти мимо него.


«Моррисси, ― сказала она, ― это лучшее, что случилось с музыкой».


И если ты получил уже тонны писем с превышенной концентрацией лести, то я могу тебя заверить: в этой фразе не было даже сладкой похвалы. Только факт, определяющий жизнь этого человека.


Гораздо больше, чем доставить это письмо в твои руки, мне хотелось бы организовать вашу встречу. А потом посмотреть на эволюцию цвета в её глазах. Сомнительно, что она помнит обо мне что-то кроме моего имени, но это не имеет значения. Ты и вовсе обо мне вообще не знаешь. Но я хочу, чтобы ты узнал сейчас одно: я пишу это письмо скорее для неё, чем для себя. Все мои письма написаны для меня, кому бы они ни предназначались, какую бы информацию ни содержали ― всё это главным образом для меня, не для адресата. Но этот листок бумаги ― для неё. И если есть кто-то, кто действительно мыслит так же, как она, это письмо ― и для них тоже.