Через несколько дней туда по его следам выехали два заместителя Торгпреда опрашивать преподавателей, к которым он заходил, не был ли он пьян, хотя в полицейском протоколе об этом ничего не написали. Выяснилось лишь, что он в одной из их квартир выпил бутылку пива. Когда я ему рассказал об ужасных картинах, которые нарисовали мне наши водители (я вылетаю через лобовое стекло и оказываюсь на капоте), он успокоил меня:

– Если бы ты поехал со мной, ничего бы вообще не случилось.

Оказалось, что шеф заснул за рулём, недаром, когда мы ездили в командировки, он просил меня всё время говорить с ним, не позволяя отключиться. Впрочем, он легко отделался – приказом Торгпреда ему объявили замечание (выговор означал бы досрочное прекращение загранкомандировки) и на три месяца отстранили от управления машиной. Пришлось нам повсюду ходить пешком, либо брать такси. Позднее Посольство заплатило за сбитый им столб 12 тысяч сирийских лир.

Следует упомянуть ещё об одном интересном факте. В день отъезда начальника в Алеппо, после обеда, я задремал и мне приснился очень тревожный сон, в котором он входит в квартиру одной живущей там преподавательницы русского языка и на её лице вдруг появляется выражение ужаса. Я пересказал этот сон по телефону одной знакомой, чтобы ещё раз убедиться в своей способности предвидеть события. Поскольку начальник находился в дороге, неудивительно, что я сразу заговорил о возможной аварии. Так и случилось.

Когда я вернулся из второго отпуска, произошла серия новых инцидентов. Двоих досрочно отправили в Союз. Один из Торгпредства, будучи пьяным, сбил человека насмерть, и для него это оказалось наилучшим выходом из положения, а вторым (не повезло, что оба случая совпали по времени) оказался мой ученик и староста арабской группы на Высших курсах иностранных языков при Госкомитете по внешнеэкономическим связям. Ответственный, во всём положительный человек, он тоже слегка выпил с делегацией и разбил машину, принадлежавшую сирийской компании. Потом назанимал денег и заплатил ей 40 тысяч лир. За него даже ходили просить к послу, но тот разрешил лишь немного отсрочить его отъезд. Тут же какой-то военный из Синего дома сбил сирийца и попал в тюрьму. Долгое время наши люди были в шоке и просто боялись ездить на своих служебных машинах.

Однажды пожилой советский водитель микроавтобуса подвозил меня до дома и вдруг резко остановился, воскликнув:

– Ой, сбил!

Оказывается, в последний момент ему бросился под колёса местный мальчишка. Мы вылезли из РАФика, но никого не обнаружили. Всё было хорошо, если бы в нас сзади не врезалась легковая машина. Когда водитель её вышел к нам, я объяснил ему на арабском причину резкого торможения (наш шофер при этом молчал):

– Ребёнок перебегал дорогу.

– И где он? – спросил сириец.

– Убежал.

– А как быть с моей машиной?

– Надо было соблюдать дистанцию.

– А, дистанцию, – повторил он за мной и, даже не вызвав дорожную полицию, уехал.

На следующий день я увидел, как наш водитель на пару с другим выправляют кувалдами заднюю дверь микроавтобуса.

Напрасные хлопоты

Спустя два с половиной года работы нашего контракта было принято решение провести конференцию преподавателей русского языка в Дамаске, в здании Советского культурного центра. Я должен был найти поблизости от него гостиницу, в которой можно будет одновременно разместить более двадцати человек. Зашёл в одну из них, начал объяснять, что нам нужно, но портье даже не стал меня слушать.

– Speak English, please, – с надменным выражением лица сказал он мне.

– Вообще-то я говорю с Вами на арабском, а не на китайском, – отрезал я.