Я помню этого великана. Как-то я стянула парик с его головы, когда была у мамы на работе. Но это – наш с ним самый секретный секрет, и я ни словечка не сказала об этом маме. Сейчас он сидит без парика. Он сказал мне по секрету, что парик ему больше не нужен. Не нужен потому, что «операция завершена».

Я знаю, что такое «операция». Её делает дедушка, потому что он врач. Он хирург. Но вот что отрезали в этой операции бывшему блондину, я спросить не успеваю. В общем, он больше не блондин. Теперь он – брюнет. Я поняла, что так называется цвет его волос. Он сказал, что это – его родной цвет. Поэтому он таким останется навсегда-навсегда. И таким он мне нравится даже больше.

Сидит он за столом в самом эпицентре всех вкусняшек. Я очень горда тем, что знаю это сложное слово – «эпицентр». Его значение объяснил мне папа. Оно означает что-то важное – нечто, что лежит в центре внимания.

В центре моего внимания сейчас лежат именно вкусняшки, а бывший блондин сидит совсем рядом с теми блюдами, которые мне так хочется попробовать. Очень-очень хочется! Но мама велела сначала съесть суп, ведь суп очень полезен, а я… я опрокинула его на себя.

Я сделала это не специально. Ну, почти не специально. И мне совсем не жаль опрокинутого супа, ведь без него в меня влезет гораздо больше вкусняшек. Так только что сказала моя подружка – Кудряшка.

Только вот будет очень жаль, если мама не разрешит мне «отведать вкусностей». Так всегда говорит Полина: не «покушай», а почему-то «отведай». И не «вкусняшек», а «вкусностей». Она говорит, что так правильнее.

Я перевожусь взгляд на неё. Она – рядом. Шваброй она вытирает суп с пола у меня под ногами. Ловлю на себе её ободряющую улыбку и снова смотрю на брюнета. Он так же спокойно сидит среди вкусняшек, но не набрасывается на них, как это с удовольствием сделала бы я. Я очень голодна, ведь я сегодня не ела каши. Я втихую скормила её Китти. Так было надо, ведь я просто обожаю бабушкины салаты и так хочу скорее их попробовать! Хочу попробовать и холодец, и бутерброды с икрой: красной и чёрной, и мясо, запечённое с картошкой и грибами, и много-много чего ещё. Для всего этого в животе должно быть много места.

Кудряшка одобрила мой план опрокинуть суп. Правда, она предложила сделать это не перед всеми, а вылить его в раковину на кухне. Она сказала, что это – логичнее.

Я ещё не знаю этого слова, поэтому не стала выливать суп в раковину. К тому же: я не хочу обманывать маму. Я хочу, чтобы она увидела, что супа я не ела. Думаю, это – честнее, чем врать ей, что я его съела.

Кудряшка говорит, что логично – значит правильно, и обещает попросить свою маму потом нам всё объяснить подробнее. Да, я часто слышу это слово от её мамы – тети Аллы, поэтому я верю, что она сможет мне его объяснить. Но то, что правильнее было бы вылить суп в раковину – я не согласна. Хотя бы потому, что в супе есть кусочки мяса. Они бы застряли в раковине, и мама всё равно узнала бы, что супа я не съела.

Мама иногда называет тетю Аллу – «Лея», но я не знаю – почему. Мама мне этого не объясняет.

Я снова ловлю на себе взгляд бывшего блондина. Как же его зовут?.. Он абсолютно равнодушен ко всему, что стоит на столе. Он сидит и смотрит только на меня. И смотрит он ободряюще, будто говорит: «Не беда, принцесса! Всё будет хорошо». Я вспомнила! Вспомнила, как его зовут! Это дядя Кирилл. Он работает вместе с мамой и папой. Вернее, – служит.

Перед глазами проявляется мама. Она зачем-то вклинивается между мной и дядей Кириллом, и я теряю с ним зрительный контакт. Теперь я вижу только маму. Смотрю на неё снизу вверх. Смотрю и вижу, что она расстроена. Очень. Я вздыхаю, понимая, чем именно она недовольна. Она недовольна моим поведением «несносного сорванца». Так она иногда меня называет, непременно добавляя, что «девочка должна быть послушной, степенной и возвышенной, как принцесса, а не вот это вот всё…» Она не говорит мне этого перед всеми, но я отчётливо читаю это сейчас по её глазам.