«Он что, собрался жениться? На мне? – недоумевала я, – С чего вдруг-то? Мы же просто друзья».

Мы никогда не говорили с Новиковым на эту тему, и если честно, то я с трудом представляла себя его женой. Нет, скорее так: я вообще с трудом представляла себя чьей-либо женой, ведь совсем недавно обрела долгожданную свободу и начала самостоятельную жизнь. А тут что – снова тотальный контроль, но теперь уже от мужа? А то, что Миша будет следить за каждым моим шагом, я не сомневалась. Характер такой.

«Ладно, обдумаю это позже».

Нужно было отвлечься, и моя подружка – фотокамера, летний подарок деда на совершеннолетие, как всегда, пришла на помощь.

Сквер сегодня был особенно хорош! Я шла вдоль центральной аллеи, любовалась её девственной чистотой и снимала всё подряд: утопающие в снегу кусты и скамейки, с промёрзшими на их поверхности капельками изморози. В лучах вдруг прорезавшего небосклон холодного солнца они весело отсвечивали яркими искорками. И каждая такая вспышка в разы усиливалась в кадре. Наряду с неиссякаемым потоком снежинок, сыпавшихся на землю словно из рога изобилия.

В объективе камеры с «навороченном» автофокусом был хорошо заметен кружевной узор каждой – объёмный, рельефный, лучистый.

Ветер усиливался и гнал позёмку по промозглому тротуару. Она словно ластиком вмиг стирала следы редких прохожих, иногда коварно оголяя наледь на тротуарной плитке. В кадре я удерживала внимание и на ней. Чтобы вовремя обходить опасные участки и не растянуться на тротуаре, не дай бог повредив полюбившийся подарок деда.

Вдали показалась дорога. Чувствительный фокус камеры ухватил стройные ряды машин, уже начавших застревать в предвечерней пробке. Я успела сделать всего пару кадров мерцающей в свете фар проезжей части, как проснулся мой сотовый. Из наушников полился звонкий голос подруги:

– Надеюсь, ты не забыла?

– Конечно, нет, Маш! Москва – Сити. 19.00. Забегу в общагу переодеться, и сразу к вам!

– Новиков с тобой?

– Нет, зачет сдаёт. Договорились встретиться на месте. Предупредил, что может опоздать. Даже не представляешь, какая красота вокруг, Маш!

– Опять что ли с фотиком своим зависаешь? Опоздаешь же, Кать!

– Постараюсь быть вовремя. Твоя помолвка – святое.

– То-то же! – довольно рассмеялась Машка.

В кадре мелькнул чёрный как смоль внедорожник.

– Как чёрт из табакерки… – чуть слышно проговорила я.

– Что там у тебя?

– Машина несётся…

– На тебя что ли? Пулей в сторону, слышишь!

– Не на меня, Маш, не волнуйся. По Пироговке.

– Ясно. Значит в сквере тусуешься.

– Выставка скоро. Набираю материал… Хочу заснять его полёт…

– Не поняла, чей ещё полёт?

– Этого «летучего голландца».

– Боже мой, какого ещё голландца, Кать?

– Не мешай, Маш, он так летит… не успею поймать… – бормотала я.

– В общем, у тебя час на ловлю этого чуда, поняла! Не больше, слышишь!

– Да какой час?.. Он сейчас исчезнет… Не волнуйся, успею…

– Ладно, – вздохнув, ответила она, – И будь на связи, слышишь!

– Буду, Маш, не волнуйся…

В ухе раздалась пара коротких гудков и смарт «уснул».

С Марьей – большой любительницей туфель на каблуке, платьев-футляров телесных оттенков и элегантных шляпок, я познакомилась в августе. Шляпки, как я потом поняла, – вообще ее великая слабость. Впервые мы встретились в день моего заселения в общежитие, после выигранного спора с дедом. По счастливому совпадению она стала моей соседкой по комнате и в тот вечер собиралась в театр. Её элегантный лук навсегда врезался в память и закрепил за моей новой знакомой статус иконы стиля в моих глазах. На вечер у Марьи был запланирован поход на «Анну Каренину». По этому случаю и шлифовался образ светской львицы тех времён. Он был мастерски обыгран в закрытом платье, тёплого тёмно-бежевого оттенка, мягко облегающем изгибы стройной фигуры, и аккуратной шляпке на тон светлее, прикреплённой к волосам невидимками. Толику эксцентричности кокетке придавал экстравагантный хвост из чернобурки, смело и провокационно накинутый на плечи. Удивило, что она объяснила свой выбор с чисто практической точки зрения.