В виду отсутствия альтернативных предложений, Витя решил обойтись собственными силами. Конечно, имелась возможность дождаться прибытия военного катера. К нему-то уж точно пришлют машину. Но местный житель заверил, что до части не далеко. Только на пригорок взобраться. Зачем тогда пол дня без дела сидеть? С мужиками разбираться совершенно не хотелось. К тому же они наверняка уже в дупель пьяные. Поэтому, поднатужившись, Мухин взвалил на себя неподъемный чемодан с тяжкой сумкой и, преодолев подъем, узрел на горизонте вышку антенны, сверкающую на солнце в окружении сочной зелени дальней сопки. Возвращаться казалось поздно и ему пришлось топать все три километра лесной дорогой, обливаясь потом и матюгами.

Часть приняла нового офицера не менее приветливо, почти враждебно, будто вовсе не ожидала его прихода, и он явился сюда непрошено. Восторженное ожидание встречи с первой в жизни работой, как игривая морская волна налетела на холодный выступ казенного КПП, и разбилась в колючие брызги разочарования.

Смурной и тощий капитан смерил подозрительного гостя, припершегося из леса, холодным взглядом, принял документы, внимательно и долго их изучал, потом связался с кем-то по телефону. В течение получаса он нудно переговаривался с незримым собеседником, все время повторяя одну и ту же фразу: «И что мне теперь делать?» В результате изнурительного разговора, ему, наконец, объяснили, что следует в данном случае предпринять, и он, вернув лейтенанту бумаги, соблаговолил-таки пропустить того на территорию, но в сопровождении специально вызванного прапорщика.

Юркий мужичонка небольшого расточка, принявший изрядно измученного путника, представился завхозом части и комендантом офицерского общежития Гусякиным. К своему предпенсионному возрасту он имел измученный вид, круглую медальку за долгую безупречную службу и, судя по всему, хронический гастрит. Большая, плоская как аэродром лобная залысина его маленького черепа естественным образом перетекала в острый нос, снизу подпертый щеточкой рыжеватых, колючих усиков. За ними притаился извилистый ротик. Но стремительный полет линии лица практически его не касался, ловко перескакивал, стремясь дальше, но споткнувшись об маленький, круглый подбородок, словно раненная птица рушился в мешок провисшего живота, ежеминутно выдававшего печальные курлыканья и стоны. Бусинки плутоватых глаз, замутненные размышлениями о естественных процессах внутреннего брожения организма, все время прыгали с одного предмета на другой, не в силах ни за что зацепиться хоть на минуту, отчего создавалось впечатление ежеминутного ожидания подвоха. Однако виновато хлопающие веки, тут же заявляли, что хозяин их вовсе не при чем, и проказника следует искать в другом месте.

«А-а-а… молодежь… – протянул прапорщик, выкатываясь навстречу командирскому пополнению, – Давно, давно ожидаем. Комендант я тут. Петром Никитичем зовут. Прошу следовать за мной. Будем заселяться».

«Мне бы доложить командиру…» – попытался возразить Витя, но сопровождавший решительно замахал рукой.

«Ему не до тебя. После доложишь. Заселишься, как положено, и доложишь. Да ты не волнуйся. Ему уже доложили. Он про тебя уже все знает. И как звать, и как прибыл. Твое дело раньше тебя прибыло. А мне катер встречать надо. С макаронами. Понял? Машина ждет. Он долго ждать не будет, – стрельнул он по сторонам дробинками хитрых глазок, – Получи койку и после докладывай. Двигай, давай, двигай ходулями за мной быстро».

Возражения, как видно, не принимались. Альтернативы на незнакомой местности не вырисовывалось. С дороги страшно хотелось освежиться, и потому молодой человек особого сопротивления не оказал. Тем более, местному заведенные порядки известнее.