В Средние века люди были связаны с обществом гораздо теснее, чем сегодня. Вассальная зависимость означала, что человек был опутан многочисленными узами послушания, и в совокупности они держали его под надежным контролем. И это было вдвойне справедливо для женщины, которая к тому же была связана отношениями с мужчинами ее рода и определялась этими отношениями – как дочь своего отца, как жена своего мужа, как мать своего сына. Большую часть жизни человек проводил на виду у других, и мало кто осмеливался выйти за рамки своей маленькой общины, где каждого знали и о каждом сплетничали. Система моральных ценностей была единой, и люди почти не сомневались, какое именно поведение считать возмутительным. Некоторые смельчаки ездили из города в город, но для большинства людей мир не выходил за пределы их земель или предместья их городка. Приезжих издалека почти не было, и покидать свой дом представлялось столь же ненужным, сколь и опасным: наверняка за холмами бродили чудища. Рыцари, возвращаясь из Крестовых походов, рассказывали о больших городах, о ярких шелках, а также о диких, ужасающе странных и кощунственных обычаях.

К концу Средневековья селения неимоверно разрослись, появлялось больше крупных городов, и жизнь людей протекала уже не полностью на виду, как раньше. Аристократы, хотевшие воевать или вести дела, нуждались в поддержке растущего класса торговцев, ремесленников и банкиров. Социализация упрощала ведение дел, и поэтому высший и средний классы общались между собой все чаще и иногда, чтобы породниться, заключали перекрестные браки. Так что застой в жизни общества, в котором человек всю жизнь принадлежал к одному классу, сменялся отношениями, в которых ловкие люди могли маневрировать с выгодой для себя. Если человек правильно одевался и знал, как говорить, то он мог маневрировать, вращаясь в разных слоях общества. Мужчина всегда мог защитить собственную репутацию дуэлями или смелыми поступками; также это было способом сохранить положение в обществе. Честь человека ценилась превыше всего, сохранить ее – означало достичь венца положения в обществе, что иногда предполагало придумать себе биографию и подходящее прошлое. Видимость – это все.

Несмотря на социальную неоднозначность того противоречивого времени, художники и ученые снова заинтересовались Античностью, особенно Платоном, в трудах которого они обнаружили ясные, вечные истины. Фокус интереса сместился от Церкви к людям, которых изображали созидателями жизни, творцами всего хорошего и благородного. Это представление мы разделяем и сегодня и, даже если не думаем, что по земле ходят ангелы, все-таки верим в повседневные проявления святости и героизма. Произведения искусства строились на симметрии и классических формах, способствуя появлению такого любопытного визуального приема, как перспектива, при котором плоские, двухмерные предметы создают иллюзию трехмерного пространства. Часто утверждали, что перспективу изобрели в эпоху Возрождения, но это не так. Перспективой пользовались задолго до этого (я видела ее прекрасное воплощение на созданных семнадцать тысяч лет назад наскальных изображениях животных в пещере Ласко), но ею были одержимы люди эпохи Возрождения, которые довели ее хитрые приемы до совершенства. Всякое искусство – это обман: оно манит человека вообразить себе целый мир, показав ему одно зернышко[27]. Общество изменялось очень быстро – и именно поэтому, возможно, люди захотели увидеть объекты, составляющие этот мир, не изолированно, а во всех взаимосвязях. Сегодня мы часто говорим о том, что надо видеть явления «в перспективе», – но эта же идея занимала умы и людей эпохи Возрождения. Перспектива привнесла в живопись новое измерение – время. Стало возможным изучать планы картин: взгляд задерживается на линии горизонта, на дальних планах, как будто уходит в прошлое. Погода на картине соотносится с главными фигурами: они связаны друг с другом внутренним смыслом, наполняют визуальный мир живописи первобытным мироощущением единения с природой.