– Возьми, – сказал он и протянул мне книгу. – Попробуй сама.

Я взяла ее в руки и в тот же мир красота и веселье исчезли. Просто пустая книга, никакой голограммы над ней.

– Что тебе еще нравится? – спросил он.

– Я люблю музыку. Люблю ее сочинять, слушать, исполнять.

В тот же миг появилась голограмма скрипки, самой красивой, которую я когда-либо видела. Казалось, что я вижу каждый ее миллиметр, четкость этой голограммы превосходила любой зеркальный фотоаппарат. Это явно была ручная резьба и мастер наверняка вложил в нее все силы без остатка, и не зря. Как вы догадались, я играю на скрипке, этим инструментом я владею лучше всех остальных, не удивительно что именно он первым появился здесь.

– Немного тренировок, – начал Йен, – и ты сможешь воспроизводить музыку из своего сознания. Так ты сможешь сочинять ее в этом мире.

– Спасибо.

Меня так мучили мысли о моей музыкальной беспомощности, а он буквально спас меня от глубокой депрессии.

Я медленно закрыла книгу.

– Что с тобой? – спросил он.

А я плачу…

Книга тихонько выскользнула из рук и упала на пол, я вслед за ней. Мне так не хотелось казаться настолько слабой, беспомощной, но все это ужасно давило на меня, что я просто не выдержала. Меня слишком это тронуло. Что-то настолько хорошее на фоне настолько плохого… Я просто сорвалась. И вот я сидела на полу перед парнем, которого знаю от силы пару дней и тихонько плакала, пытаясь закрыться своими свисающими волосами, наклонив голову.

Он упал на колени и обнял меня. Мне так это было нужно… Чтобы кто-то просто обнял, был рядом.

– Все будет хорошо… – обнадежил шепот.

А Пауль в этот момент тихонько сопел в ихней комнате. Он прошел мимо нас еще до того, как Йен принес мне книгу, он прокрался как мышь.

И он тоже не менее загадочный персонаж, быть может когда-нибудь я смогу узнать его получше, услышать его мысли и его историю, понять кто он. Он ведь тоже борется ради чего-то, что-то держит его сознание и умоляет не становиться зомби.

Мы просидели на полу в обнимку еще около двадцати минут и не было никакого желания расходиться по койкам, хотя время было уже позднее. Только когда тебя вот так обнимает кто-то, начинаешь понимать, насколько ты был одинок и как тебе не хватало чьего-нибудь плеча.

– Завтра мы с Паулем уходим рано, – разрезал тишь Йен. – В нашей комнате есть холодильник, думаю разберешься с ним, возьмешь себе поесть все, что пожелаешь, не смей стесняться, мы постараемся прийти как можно быстрее.

– Куда вы?

– По делам.

– Это опасно?

Он снова промолчал, и я поняла: это было не просто согласие, а нечто большее. Словно похвала за попадание в точку. Он умел говорить молча, и с каждой минутой я все больше убеждалась в этом. Парадокс, но его молчание действительно могло сказать больше чем любой его монолог, хотя я бы с удовольствием слушала его монологи снова и снова.

Мы поднялись с колен, он вытер мои слезы и попросил больше не плакать. Сказал, что я сильная и со всем справлюсь.

Мы разошлись по кроватям.

Я легла спать и сразу же уснула, но одна мысль меня все же беспокоила: завтра утром я проснусь одна.

А что делать если за мной придут?

Отстреливаться?

Так я не умею…

А может надо…

Поставить ловушки…

По всему дому…

И…

Всё…

Сплю…

Мне снится сон: я слышу легкий всплеск воды и открываю глаза. Я на берегу озера и рядом никого. Вокруг горы и леса, а рядом трещит костер. Уютная тишина так и просит остаться с ней навсегда…

Наступило утро, и я проснулась. Открыв глаза, я увидела всю ту же комнату тридцать первого века. Просыпаться здесь уже легче, но желание проснуться у себя дома все равно осталось. Хотя, я, наверное, расстроилась бы, понимая, что я вернулась к старой, скучной жизни. Я уперлась ногами в пол, похлопала себя по щекам и встала на ноги. Рядом, на тумбочке, лежал металлический куб, который разбудил меня прошлым утром. А светилось на нем «12:59». Неужели я настолько устаю, что сплю больше 12 часов в сутки?