Так вдова промучилась десять месяцев. Затем, по совету своего дяди, отправилась за 500 верст в Саров; здесь она нашла полное успокоение у преподобного, а относительно смерти мужа батюшка сказал ей так: «Не сокрушайся об этом, радость моя, не думаю, что из-за этого одного погибнет его душа. Бог только может судить: кого чем наградить или наказать». И далее вот и добавил: «Бывает иногда так: здесь, на земле, и приобщаются, а у Господа остаются неприобщенными!»…

…Как это страшно! Как вразумительно!..

«Другой же хочет приобщиться, но почему-нибудь не исполняется его желание, совершенно от него независимо; такой невидимым образом сподобляется причастия через Ангела Божия». Вдова успокоилась.

А иногда Господь и явно наказывает недостойно приступающих к Таинству.

Протоиерей г. Спасска о. Петр Феоктистов описал следующий случай. Один диакон, обличенный в дурном поведении своим священником, сам через свидетелей, принесших ложную присягу в оправдание его, обвинил перед епископом иерея. Диакона повысили: из села перевели к о. Петру в город. Он продолжал здесь служить, не смущаясь в совести. Вскоре диакон приехал в Саров и направился к о. Серафиму. Увидев его, прозорливый угодник вышел навстречу из своей кельи, мгновенно поворотил его назад и с гневом сказал: «Поди, поди от меня; это не мое дело!»

Диакон не знал, что делать дальше.

Некий инок посоветовал ему сначала исповедаться. Но и это не помогло: батюшка и второй раз выгнал его: «Поди, поди, клятвопреступник, и не служи!»

Диакон возвратился домой и обо всем происшедшем рассказал домашним, но не подумал исправить своего греха клятвопреступления. Тогда Бог покарал его Своею десницею. Когда священник перед литургией произнес с ним молитву по чину: «Господи! устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою», – вдруг диакон, вместо того чтобы по уставу сказать: «Время сотворити Господеви: владыко, благослови», онемел. И должен был уйти даже из церкви домой. Там способность речи возвратилась к нему. Но как только он снова входил в храм, язык опять отнимался. Такое Божие наказание продолжалось целых три года, пока недостойный служитель не дошел до полного раскаяния. В день Вознесения Господня, на утрене после величания, запели псаломский стих: Все народы, восплещите руками, воскликните Богу гласом радости (Пс. 46, 2). Диакон, как он рассказывал после, пораженный от этих слов внезапным ужасом, стал молиться о помиловании, и вдруг язык разрешился от немоты.

Обрадованный исцелением, а еще больше милостью Божией, он тут же в храме открыто раскаялся во всем, поведал о совершившемся чуде и прославил прозорливого своего обличителя о. Серафима. Так «Бог, – учит батюшка, – являет нам Свое человеколюбие», всячески спасает нас «не только тогда, когда мы делаем доброе, но и когда оскорбляем и прогневляем Его. Как долготерпеливо сносит Он наши беззакония! А когда наказывает, как благоутробно наказывает!»

«Посему, – говорит преподобный Серафим словами Исаака Сирина, – не называй Бога Правосудным; ибо в делах твоих» – т. е. при множестве наших грехов и Божией милости к нам, – «не видно Его правосудия», «и Сын Его показал нам, что Он более благ и милостив. Где Его правосудие? Мы были грешники, Христос умер за нас (Рим. 5,8)».

Но возвратимся снова к житию самого угодника Божия. В этот период его иеродиаконства подобает отметить один случай из его жизни, связавший его потом навеки с духовным созданием его – Дивеевскою обителью.

В 1789 году, в начале июня, о. Пахомий с казначеем о. Исаиею отправились в с. Леметь на погребение благодетеля монастыря, помещика Александра Соловцова. По обычаю, отец игумен взял с собою иеродиакона Серафима. По дороге они заехали в Дивеево навестить основательницу общины, блаженную Агафию Семеновну Мельгунову, в монашестве Александру. Она получила от Господа извещение о близкой кончине своей и просила отцов, чтобы особоровали ее. При прощании же с ними мать Александра стала умолять о. Пахомия не оставить без попечения и ее сирот. Старец ответил пророчески: «Матушка! Послужить, по силе моей и по твоему завещанию, Царице Небесной… не отрекаюсь… Но как же и браться за то, не знаю: доживу ли до этого времени. А вот иеродиакон Серафим, – духовность его тебе известна, и он молод, – доживет до этого, ему и поручи это великое дело».