– Эли, ты у меня умная, но не становись взрослой раньше времени… – она часто рассуждала о жизни, и я бы хотела, чтобы она пока не думала о взрослой жизни, но одновременно чувствовала, что ее мудрость оберегает и от вреда.

Так мы просидели десять минут, пока Эли не потянула меня гулять дальше. Мы перешли дорогу и оказались во второй части парка, где был настоящий пруд с утками и мостиком.

– Мам, – окликнула меня Эли. – Как ты считаешь, Иван и Ламбр будут настоящими братьями, или они всегда будут, словно два разных человека?

– Ну, ты уже хочешь все знать, словно взрослая, хочешь идти учиться на психоаналитика? – с улыбкой спросила я.

– Я готова быть везде, где буду полезна для людей, я знаю, что сейчас я полезна тебе и всегда буду тебе помогать.

– Вот как! Ты молодец, что помогаешь мне в делах, но зачем тебе думать об Иване и Ламбре, словно о двух личностях? Иван наш друг, а Ламбр всегда занят делами, и едва ли он общается с нами. Иван да, он хороший человек. Даже мне это видно, он здорово помогает брату и всем в Обществе.

– Да, я вижу в его глазах чуткое сердце, у него есть смелость, наверно, он совершит подвиг.

– Да, он уже совершает его, когда работает в Обществе. Мир изменился, но не думаю, что нас стоит тянуть куда-то в сторону, как хочет это Единое Правительство. В Обществе состоят множества популярных людей. Так что люди будут на их стороне. Едва ли я слышала одобрительный возглас в сторону ООН в данный момент. Да, они остановили войны, и я благодарна, что больше не переживу, что было у меня в Ливане.

Пока мы разговаривали, люди на мосту кормили уток. Некоторые утки уже были с птенцами.

– Я чувствую, что ты пережила, мам, – говорила дочь, пока наблюдала за утками. – Твои глаза говорят о многом, да и ты мне рассказывала историю дедушки, и бабушки, и моего папы. Но мое сердце говорит, что ты лишь закалилась в этих событиях, а дальше жизнь покажет.

– Эли, ты взрослая не погодам. Удивительно, что твой отец не был так рассудителен, да и бабушка и дедушка не были такими, как я помню. Интересно, в кого ты такая, – я погладила Эли по голове.

Мы решили идти дальше и перейти озеро. А после моста был постамент Джорджу Вашингтону на коне. Вокруг него было достаточно туристов, чтобы едва пройти к постаменту. Похоже, велась экскурсия.

Эли решила послушать, о чем говорит экскурсовод, но язык был незнаком, по крайней мере, не французский. Я немного учу Эли французскому языку, ведь надо знать не только английский, но и некоторые иностранные языки. А арабский для нее оказался сложен, да и я подумала, что в Америке он ей ни к чему.

Мы еще раз перешли дорогу и пошли по Коммонуэлс-авеню. Эта длинная аллея среди четырехэтажных домиков. Народу было немного, и мы тихонько шли вперед.

– Наконец, более тихая улица, – отметила я.

– Интересно, а как было в твоем городе? Какие улицы были там? – спросила Эли.

– О, там, где я жила, была пустынная местность. Да, у нас были плантации, но таких видов, как тут, ты точно бы не увидела. Да и туристов было меньше, хотя у нас тоже есть на что посмотреть. Было на что посмотреть…

Хотя мир освобожден от терроризма, а Ближний Восток стал тихим, Ливан был разрушен, и едва ли его кто-то восстанавливает. Многие беженцы так и остались в Америке, и иногда я встречаюсь с ними. За все эти годы, проведенные тут, они стали похожи на американцев. Мало кто хочет вспоминать свою Родину. А я думаю о ней почти каждый день. Там у меня остались родные люди, которые лежат в той земле.

– Не грусти, мам, – отвлекла от моих мыслей Эли. – Впереди столько всего будет, что лучше думать о том будущем, где мы все будем счастливые и радостные.