Сосед из Араша получился интересный: как только мы с ним оставались один на один, мой новый друг-музыкант тут же начинал через слово материться, рассказывать про свои сексуальные похождения и травить пошлые анекдоты. Меня такое общение вполне устраивало – каждый день я пополнял свой персидский лексикон замысловатой обсценной лексикой, да и в целом с Арашем было весело. Вот пример типичной шутки от него:

– Прихожу я, значит, к урологу. Говорю: «Доктор, у меня проблема: у меня стоит». – «И давно?» – «Каждый день с самого утра до поздней ночи». – «А началось когда?» – «Да сколько себя помню, всегда было так. С самого рождения и до сегодняшнего дня». – «Так это ты мне скажи: что ты делаешь для этого? Что ешь, что пьешь? Умоляю, расскажи, как сделать, чтобы было как у тебя?!»

В общем, Араш вел себя довольно легкомысленно, но при этом слыл одним из лучших музыкантов в городе, и все мои собеседники в Исфахане, которых я встречал, относились к нему с большим уважением. Да и любимые пошлые шутки он берег для близкого круга, в других ситуациях сохранял веселость, но без крайностей.

В первый же день я рассказал другу-музыканту, что хочу посмотреть на иранские выборы. Тот был настроен крайне категорично:

– Все политики – лжецы и воры! Я лично ни за кого голосовать не собираюсь.

Пробыл дома у Араша я всего один день, после чего переехал в другой гостевой дом. В следующий раз я встретился с ним, когда до выборов уже оставалось пять дней. Он дал мне адрес студии, где записывался с коллегами: когда я пришел, с музыкой они уже закончили и, сидя у микшера, за чаем обсуждали новости. Присутствующие музыканты – человек пять разного возраста – все говорили, что особых симпатий к Рухани они не испытывают, но очень боятся, что консерватор Раиси может закрутить гайки, если победит. Когда очередь высказаться дошла до Араша, он гнул свою линию:

– Может, Рухани и лучше Раиси, но я лично голосовать не пойду. Я против всей системы в целом.

На пару дней я уехал из Исфахана и вернулся, когда до выборов оставалось три дня. Мы встретились с Арашем и поехали на «Саманде» (машины этой марки – визитная карточка иранского автопрома) в гости к его сыну.

– До выборов совсем чуть-чуть. Что думаешь? Кто победит? – спросил я его.

– Я думаю, что отец в иранской семье каждый день разбивается в лепешку, чтобы на столе вечером было что поесть. И ему не важно, какая при этом власть, – ответил упрямый Араш, не отрываясь от руля.

– Думаешь, ситуация не изменится, победит ли Рухани или Раиси? – продолжал донимать его я.

В этот момент мы ехали по центральным улицам Исфахана вдоль пересохшей реки Заянде-руд. Наш «Саманд» в потоке машин поравнялся с «Пежо 206» с открытыми настежь окнами. В салоне сидело четверо молодых парней: модно одеты, зализанные прически – явно не электорат консерваторов. Мы ехали с ними вровень со скоростью километров тридцать-сорок в час, когда Араш вдруг открыл свое окно и заорал: «Раиси, Раиси!».

Все четыре парня посмотрели на него удивленно и даже испуганно.

«Сарашо белиси!» – завершил свою кричалку Араш. Аудитория в автомобиле взорвалась хохотом.[7]

– Можем сегодня, через пару часов, съездить на озеро в горах, – предложил Араш. – Там очень красиво. Я возьму с собой одного друга, он приехал из Бендер-Аббаса, тоже в этих горах не бывал.

– А на выборы успеем? – поинтересовался я.

– Да, конечно. Вернемся в Исфахан утром в день выборов.

Мы выехали, когда начало смеркаться. Пока мы были в дороге, вокруг окончательно стемнело, и за окном автомобиля лишь тянулась бесконечная череда огоньков среди непроглядной темноты. После двух часов пути огоньков вдруг стало намного больше.