Очнувшись, он некоторое время приходил в себя, не понимая жив он или уже умер. Каждая мысль отдавалась острой болью, стремительно разносящейся по всему телу, словно на нём не осталось ни единого целого участка. Острая вспышка боли, от которой перехватило дыхание, едва снова не заставила ослабший организм отключиться. Левый бок пылал, будто туда ему воткнули раскалённое шило по самую рукоять. Он с трудом заставил себя не потерять сознание, держась на морально-волевых, и попытался приоткрыть глаза. Но не смог этого сделать. Веки отказывались повиноваться ему, как будто их больше и не существовало. Лишь с третьей попытки ему удалось приоткрыть только правый глаз, да и то наполовину. Из-за сильнейшего отека ему казалось, что голова надулась, будто перекачанный воздушный шарик, норовящий вот-вот лопнуть.

Угадать время суток было невозможно, потому как единственное окно в кухне-столовой было зашторено, а на самой столешнице горел тусклый свет. В котором с трудом можно было различить и других заложников, которым так же досталось. В двух шагах от него навзничь лежал сержант с окровавленным подбородком. Видимо, ему разбили нос, и стекающая кровь уже успела свернуться, образовав корку. На мгновение Олегу показалось, что тот не дышит, но, присмотревшись, он заметил слабое, почти неуловимое движение грудины. Подполковник тоже валялся на полу связанным и без сознания, но на его физиономии не было и капли насилия. Незнакомый парень, которому не посчастливилось попасть в заложники вместе со своей молодой женой, сидел возле дверного проёма, уходящего в спальню, находился в сознании, о чём свидетельствовал стеклянный ничего не выражающий взгляд в пустоту… И, хотя Полтавченко видел его всего несколько раз ему показалось, что он постарел лет двадцать пять, тридцать. Теперь же более напоминая человека, разменявшего пятый десяток лет. Морщины на его лице стали глубже и грубее, взгляд был направлен в одну точку, не моргая и не двигаясь. Отчего показался майору знакомым, он внезапно вспомнил у кого уже видел подобное выражение лица…

Это произошло лет десять тому назад с одним из его приятелей, который был его коллегой. Помнится, тогда по случайному стечению обстоятельств один пьяный отморозок, гуляя ночью, забрёл к нему во двор перелезши через невысокий забор. По какой-то причине, по которой он позже и сам не смог объяснить, поджег строение. А поскольку каркасный дом был совсем недавно приобретён за все многолетние накопления, да ещё и с ипотекой на тридцать лет, на установку противопожарной системы, средств не нашлось… Отчего её пришлось отложить на потом…

В результате деревянная конструкция вспыхнула и сгорела как спичка, вместе с любящей женой и тремя детьми. Пожарные и полиция которых вызвали соседи уже ничем не смогли помочь. А пьяный отморозок, устроивший поджог, улегся спать прямо на газоне, его не смутили ни предсмертные вопли детей, ни вой сирен. Да и стражи порядка не сразу поняли, что к чему, поначалу сочтя лежащего на дворовой лужайке парня случайно выжившим. Только под утро им удалось полностью восстановить картину случившегося. А вернувшись с ночной смены офицер, ещё недавно будучи чуть ли не самым счастливым человеком на планете в одно мгновение обезумел от горя, увидев тлеющее пепелище. Недолго думая, он задушил отморозка прямо на глазах множества свидетелей. За что его и выперли из органов задним числом. Начальство поспешило откреститься от такого сотрудника, а впоследствии ему предъявили обвинение в преднамеренном убийстве. Грозя немалым сроком до пятнадцати лет общего режима. Тогда-то бывший следователь Полтавченко и встречался с ним, пытаясь хоть как-то помочь. Но каждый раз лишь натыкался на этот безразличный ко всему немигающий взгляд, постоянно смотрящий только в одну точку. Словно офицер давно умер, и только его телесный фантом продолжал бренное ко всему безразличное существование.