– Олег Анатольевич, Вы – герой! – торжественно признали сестры.

Клементьев молча отмахнулся и укусил бутерброд. Его лицо скривилось, но он мужественно заставил себя дожевать.

– Черт, после этого долбаного вируса на вкус все, как резина!

– Точно! – расхохотался Ерохин, уплетая свою порцию. – Но после света в тоннеле и путешествия в мир иной все, что находится в этом мире, мне решительно нравится! За жизнь, что ли, ребята?

Вся четверка дружно подняла кружки и соединила их на весу над серединой стола. Олег допил чай и поднялся.

– Даша, утром принеси мне, пожалуйста, карты прооперированных, ладно? И девочку эту проверь, мне первым делом ее состояние доложишь.

Василий тоже встал и, запихивая в рот остатки бутерброда, дал указание Люсе:

– А потом мне на подпись все, хорошо? Спасибо, коллеги, за приют – разрешите откланяться.

– Василий Федорович, можно Вас на разговор? – догнала уже в коридоре старшая Лушина заведующего, он остановился, и Люся легонько потянула его за рукав к двери бельевой. – Я вот тут порядок навела вместо Марь Санны, то есть, после того, как она уже не смогла… Не посмотрите?

Заглянув внутрь, Ерохин реально не понял, на что тут смотреть: полки, белье, порядок. Ну, молодец, Лушина, что сказать? Но смотреть-то на что? Он повернулся, и тут же все стало понятно. Люська приперла его бюстом к стеллажу и горячо зашептала:

– Василий Федорович, я еще и не такое могу! Вы только скажите, что надо сделать? Я ж шустрая!

Ерохин сделал шаг в сторону и остановил ее на расстоянии вытянутой руки. В его глазах плясали смешинки:

– Нет, Лушина, сразу – нет! Вот просто не надо – и все!

– Чего не надо? – опешила рыжая девица.

Василий помотал головой, стараясь не рассмеяться, чтобы не обидеть человека на всю жизнь.

– Шустрить не надо, и… должность старшей медсестры я тебе все равно не дам!

– Эт почему? – Люська уперла руки в бока: обижаться она явно не собиралась.

Завотделением покачал головой:

– Ума бы тебе, Людмила – цены б тебе не было!

– Я не Людмила, а Люсьена! – повысила голос Лушина на покидающего бельевую завотделением.

– Тем более! – послышалось уже из-за двери.

Люська беззвучно плюнула и отправилась обратно в сестринскую.

– Эх, не получился карьерный рост! – досадливо махнула она рукой и подперла ею подбородок. – Ты чё ржешь? Думаешь, ты лучше?

Смеющаяся Даша сделала еще один глоток чаю.

– Он ведь тоже женат, Люсь, как и…

Она осеклась, и Люсьена укоризненно покачала головой.

– Да вижу я, в кого ты втрескалась, чего уж! Анатолич, по-моему – вообще бесперспективняк! Ему, почитай, уже полтос скоро, зачем он тебе?

– А тебе Ерохин зачем? – огрызнулась Даша.

Люська всплеснула руками:

– Ну не для души же? Это должны были быть вложения в будущее. Вложения – от слова «вла…».

– Дура ты! – прыснула Даша, махнув на сестру полотенцем. – Олег мне просто нравится. Он же талант, так все говорят. И руки золотые.

– М-м-м, уже Олег? – заинтересованно промычала Люся сквозь откусанную баранку. – Да ты от него вообще ничего не дождешься: ни денег, ни карьеры. Ты ж не знаешь ничего… Сейчас расскажу!

Она подлила себе кипяток и застучала ложечкой, размешивая новую порцию растворимого кофе.

– Он раньше главврачом в наикрутейшей клинике был, пластические операции делал. Денег – куры не клевали, бабы красивые, им же сделанные, вокруг вились… Говорят, что пока его папенька тут, в городской, завотделением был, Олег наш к нему на интересные операции бегал, чтобы квалификацию не потерять. А потом, так и вообще, взял – да и вернулся в нашу больничку насовсем. Ну, больной же? Больной на всю голову! Пару лет назад ему предложили вместо ушедшего на пенсию папаши должность начальственную занять – так этот чудак отказался. Я, конечно, не сама слышала, но Марь Санна рассказывала, что он не захотел бумажной работой заниматься, и так, мол, столько времени профессионального потерял. И завотделением стал Ерохин, хоть и младше он Анатолича года на три! Но они как-то без обид, уживаются. И жены у них – не разлей вода.