Кровь льётся рекой. Трупы солдат штабелями лежат на поле брани. Хаос царит на земле. А в сердцах наших – страх перед смертью, но мы полны твёрдой решимости защитить то, что нам дорого.

Вот небо заволокли тяжёлые тучи. Свинцовые струи дождя падают на землю, оставляя после себя ямы и полыхающий огонь. От них нигде не скрыться. Они настигнут везде, лишая жизни, уродуя рассудок.

Пир для повелительницы смерти, что собирает богатый урожай душ. Ей не важно, кто победит. Добро и зло – чуждые для неё понятия. Её уста украшает предвкушающая улыбка, обнажая ряд гнилых зубов.

А в наших душах пылает огонь, после которого не останется ничего, даже праха.

– На втором фрагменте вы можете заметить, как красные цвета сплетаются в диком и необузданном танце с чёрными. На павших солдатах – окровавленная зелёная форма. А в небе – чёрные самолёты, которые сбрасывают на землю бомбы. Над полем сражения летает улыбающаяся Смерть в чёрном балахоне, с косой наперевес. Матвей Дроздов чётко показал все те ужасы, которые ему пришлось пережить на войне.

Как я выжил тогда, известно одному Богу. Возможно, благодаря Его воле меня охранял один из самых сильных ангелов. Своими большими и могучими крыльями он защищал меня от пуль и снарядов. Но один вопрос меня мучает до сих пор: «Зачем?»

После войны всё стало намного хуже. Выматывающие душу кошмары доводили меня до безумия. Мне казалось, что за каждой тенью скрывается враг. Паранойя стала моим неотлучным спутником.

Я топил все чувства в алкоголе. Но со временем и он перестал мне помогать. Отчаяние поглощало меня. Так бы и продолжалось до сих пор, если бы я не встретил своего однополчанина.

После войны он стал психологом и смог дать мне совет, как избавиться от чувства тревоги. Так я и начал рисовать.

С каждой новой картиной моя душа всё больше опустошалась, избавляясь от груза тяжёлых воспоминаний. И вот сейчас я понимаю, что пуст совсем. Но картину надо закончить. Каким же образом мне изобразить пустоту? Можно закрасить оставшийся холст чёрным. Но такова ли моя пустота? Нет. Она не такая.

Я погружаюсь в себя, чтобы её понять, и чувствую, как от неё веет холодом. Картина уже стоит у меня перед глазами. Я снова беру в руки кисть и опускаю её в новый цвет, которого ещё нет на холсте.

Серо-голубая водная гладь. Она спокойна и недвижна. Она, как зеркало, отражает от своей поверхности вершины айсбергов. От их белого цвета, что плавно перетекает в голубой, так и веет леденящим сердце холодом. Коричнево-зелёный берег, частично покрытый белёсыми пятнами, окружён чёрными горами со снежными шапками на вершинах. Они сливаются с сине-чёрным небом. И серая беспросветная мгла простирается вокруг.

Вот она, моя безжизненная пустота…

Прихрамывая, я вернулся к своему креслу-качалке, положил палитру на стол. Закурив трубку, я уставился в потолок.

Ну вот, картина завершена, как и моя жизнь.

Нет ни горечи, ни страданий. Холод окутывает меня.

Вдох-выдох. И меня поглощает тёмное царство.

– И вот мы с вами видим последнюю часть картины. Как можно заметить, переход от ярких красных оттенков к сине-чёрным ледяным очень резок. Почему так – неизвестно. Есть предположение, что после двух трагических эпизодов автор перегорел. Некоторые критики считают, что свои картины он писал для того, чтобы избавиться от угнетающих чувств. Так это или нет, нам, к сожалению, не узнать.