Я никогда не относила себя к числу золотой молодежи, хотя по праву могла бы. Мои одноклассники были детьми непростых людей, с большинством из них я поддерживала приятельские отношения, не более, потому что не считала себя одной из них. На протяжении последних десяти лет я почти везде ощущала себя чужой, даже в гостеприимном доме Вольских. Марина Олеговна оберегала и любила меня, я это чувствовала, но, несмотря на это, не могла избавиться от странного чувства неправильности. Ощущения, что я самозванка.

Наверное, поэтому я всегда себя отделяла от знакомых ровесников. Не интересовалась брендами и лимитами выданных мне тетей карт. Чаще предпочитала брать наличку на карманные расходы и умудрялась копить, не отказывая себе ни в чем. Мне и нужно-то было совсем немного и копить-то не на что, но эта странная привычка появилась еще в шестом классе, через два года после смерти родителей. Я начала откладывать любую лишнюю копейку в красивую красную резную шкатулку и сейчас имела приличную «подушку безопасности». Хотя для тети, пожалуй, и эта сумма показалась бы пустяком.

Но ничего, скоро мне исполнится восемнадцать и помимо компании я смогу беспрепятственно распоряжаться еще и двумя квартиры: Ветрова Артема и моего биологического отца — Николая Калюжина.

Я не видела этого человека ни разу в жизни, знала лишь, что он ушел из жизни спустя полгода после гибели родителей. Мой биологический отец повесился в той самой квартире. От упоминания только которой у меня мурашки по коже бежали. Я никогда не понимала, почему дядя Женя не продал эту небольшую квартирку в спальном районе, а наоборот, отремонтировал и закрыл в ожидании моего совершеннолетия. Мол, сама вырастешь и решишь, что с ней делать. Ди вряд ли такой человек как он мог спасовать перед проволочками с опекой.

— Ты чего такая задумчивая? — поинтересовалась Марина, припарковав машину.

— Представляла, как отвалится челюсть у Андрея, когда он увидит меня в этом платье, — не задумываясь, соврала я.

Тетя не любила разговоры о моем биологическом отце, да и вообще любые вопросы прошлого и будущего воспринимала почему-то в штыки. И сейчас, услышав мои слова, она заливисто рассмеялась.

— Молодец! Возможно, не все потеряно и кое-что тебе передалось от матери. Пойдем быстрее, я очень проголодалась.

***

День выпускного прошел как в тумане.

Утром линейка, вручение аттестатов. Потом праздничные гуляния в парке Горького.

Одноклассники обалдели от моего платья, точнее, от меня самой в этом платье, и это не могло меня не порадовать. Особенно «подзавис» Андрей, чьи странные взгляды я ловила на себе все утро.

Сейчас же, сидя за столиком в ресторане, где отмечали выпускной ученики всей параллели и их непростые родители, я валилась с ног от усталости.

Прежде удобная обувь теперь казалась мне пыточным инструментом средневековья. Платье почему-то вдруг начало весить тонну, так же, как и волосы, которые мне беспощадно распрямили утюжком.

Тетя в семь утра подняла меня, притащив в мою комнату какого-то полоумного стилиста с ярко-розовыми кончиками волос, а ведь он был мужчиной! Так вот этот самый «мужчина» не придумал ничего другого, как выпрямить мое богатство. После чего волосы стали будто темнее на несколько тонов. А длина так и вовсе была безумной. И… не моей.

Гладкие пряди доходили мне до бедер.

Вольская, увидев мое преображение, чуть не грохнулась в обморок, а слегка придя в себя, подвела итог, что волосы слишком уж длинные и надо их подровнять сантиметров на двадцать.

Ага… подровнять.

Я не далась. Злобно посмотрела на тетю, потом еще более отчаянно на розововолосого стилиста, и тот поспешил ретироваться.