Сердце колотилось уже не в ушах, а пятках, ведь могло случиться всякое, и Вольского могло просто не оказаться внутри.

Но удача была на моей стороне.

Максим с закатанными рукавами сидел за своим столом, что-то напряженно печатая. Пиджак лежал на диванчике в другом конце кабинета, а кипенно-белый цвет рубашки безумно шел к его загорелой коже.

Главное не думать о том, с кем он получал этот бронзовый загар. Не думать! Вдох-выдох! Спокойствие, Ветрова, только спокойствие.

— Привет работникам трудового фронта.

Я специально не стала подходить к Максиму близко. Я подошла к тому самому диванчику и опустила пакет на невысокий столик напротив него. Повернулась спиной к мужчине и, ничего больше не говоря, принялась выгружать свои припасы на стол.

Я боялась его реакции. Боялась смотреть ему в глаза. Боялась, что он будет холоден так же, как и в субботу днем, до нашего поцелуя. Ведь после него, каким бы сердитым Макс ни выглядел, холодным он уж точно не был.

— Обед? — Хриплый голос прозвучал у меня за спиной.

Неужели я настолько глубоко погрузилась в собственные воспоминания, что не услышала его приближения?

— Д-да, решила тебя покормить.

Я +пожала плечами, выпрямившись, но так и не обернувшись, а Максим уткнулся носом в мое плечо и шумно задышал. Меня он не трогал, но и без того мое бешено колотящееся сердце опять пропутешествовало, на этот раз из пяток вообще непонятно куда. Казалось, я и была одно это сплошное сердце, отстукивая бешено быстрый темп.

— Лика, больше никогда не делай этого со своими волосами. Красиво, конечно, но они пахнут жженой соломой. — Затем Вольский отстранился и сел на диван. — Ну давай, корми, даже интересно, что ты там принесла.

А мне не то, что кормить его, вообще больше ничего не хотелось. Я так старалась, а он… он!

Три часа жизни на помойку.

— Ну ты чего? — Вольский нахмурился, видимо, заметив перемены в моем лице. — Давай без слез только. Я же как есть сказал. Не понимаю, зачем портить и переделывать то, что и так красиво. Не будешь меня кормить тем, что принесла, скажу Алисе, чтобы заказала мне обед.

— А тебя как, с ложечки кормить? — я сама от себя не ожидала, сказала и осеклась, но было поздно. Максим сначала улыбнулся, а потом как ни в чем не бывало рассмеялся.

— Вот так ты больше на саму себя похожа. Давай распаковывай уже, что принесла.

Я поспешила вытащить оставшиеся в пакете контейнеры и столовые приборы с салфетками. Надо же, Тамара Петровна предусмотрела и это, как и порцию для меня самой. А бонусом шли аппетитные кексики.

Я опустилась за столик напротив Максима.

— М-м-м, Лика, если ты скажешь, что сама сварила этот суп, я обязан буду на тебе жениться.

Я как раз положила в рот первый кусочек мяса и чуть было не подавилась от такого заявления. Я не понимала Максима, раньше он так никогда не шутил. Он вообще со мной раньше никак не шутил.

— Нет, Максим. — Я прокашлялась и, добавив в голос уверенности, продолжила: — Это Тамара Петровна готовила, домработница Моховиных. Я ее специально попросила.

Максим отломил кусочек белого хлеба и засунул его в рот, глядя в этот момент неотрывно на меня, и, наконец пережевав, окинул взглядом стол и поинтересовался:

— Выбор Тамары Петровны?

— Н-нет… я заказала ей. Ошиблась в чем-то? — удивилась я.

— Вообще-то нет, — опять нахмурился Макс. — От того это выглядит еще более странно.

— Что…

— Молчи и ешь давай, — не дал мне и слова вставить он.

Я опустила взгляд на тарелку и продолжила есть. Было невыносимо смотреть на мужчину. Точнее, на то, как он смотрит на меня. Один раз поймав его взгляд, я запомнила его навсегда. В нем было одновременно столько всего и в то же время ничего. Интерес, недоверие, одобрение, радость, гордость, раздражение и равнодушие. Такого не бывает, не может взгляд человека быть в один момент заинтересованным, а в другой — не выражающим абсолютно ничего.