Или судьба? Я более уверенно шагнула вглубь кабинета и как ни в чем не бывало завела разговор на новую тему.

— Ну если ты не подбросишь меня домой, то дай денег хотя бы на проезд. Я ничего с собой не взяла.

Пожала плечами и сделала еще один шаг к его столу. Видимо, врать входило у меня в привычку. В моем бездонном рюкзаке имелось все, и деньги в том числе.

— Хочешь, я могу вызвать Виктора? Отец все равно сейчас, как всегда, у себя в офисе. — Произнеся это, Вольский заметно расслабился, и я, сделав последние два шага, подошла вплотную к его столу.

— Ты что?! — Теперь моей задачей было аккуратненько обойти этот самый стол так, чтобы не спугнуть самую главную цель плана «Укатать Макса». — Дядя Женя никому не разрешает ездить с Виктором, — пожала плечами и легонько шагнула вбок, — если быть точнее, Виктору возить кого-либо, кроме него.

— А ты как ездишь? — Вольский опять нахмурился.

Да что ж с ним такое?

— На автобусе, на такси, еще из дома меня иногда подбрасывают Саша или Вадик. Смотря кто дежурит.

Вольский откинулся на спинке сиденья и хлопнул ладонями по столу.

— Охранники?

— Да.. — ответила, позабыв обо всех своих коварных планах после того, как, проследив в очередной раз за его красивыми длинными пальцами, наткнулась взглядом на стоявшую на столе большую резную рамку.

Розовую рамку.

Нет.

Вишневую.

Да и вообще, рамка и есть сплошная вишенка, точнее, две вишенки.

Я помнила эту рамку. Помнила, как тряслись руки, когда я заворачивала ее в подарочную упаковку и клала под большую новогоднюю елку. Это был мой подарок Максу! На Новый Год три с половиной года назад. В рамке была наша с ним единственная по сей день совместная фотография. С моего четырнадцатилетия, сделанная за полгода до новогоднего праздника.

Забыв обо всем, в том числе и о самом Максе, я обошла стол и схватила рамку. На ней мы стояли обнявшись, Максим держал меня поперек талии, а я, расплывшись в наиглупейшей улыбке, схватилась обеими руками за его ладонь.

Да и какая еще могла быть у меня улыбка после того, что было до этого?

Я уронила на себя шашлык и измазалась соусом. А когда побежала наверх переодеваться, слишком долго копалась в шкафу. Ведь я испортила единственное платье, а быть красивой перед Максом хотелось уже тогда. Стянув с себя хлопковый сарафан и стоя в одних лишь трусиках, я выгребала все свои запасы на пол и швыряла в разные стороны спальни, потому что все они были неподходящими. Именно такой меня и застал Максим, которого послали позвать именинницу.

Ох, и опозорилась я тогда. Вольский так внезапно зашел, что вместо того чтобы прикрыться, как сделала бы любая другая нормальная девочка, я словно окаменела и осталась стоять перед ним с открытым ртом, почти голая, выставляя напоказ худое недоразвитое тельце. Максим оказался куда сообразительнее и, подобрав первое, что валялось у него под ногами, кинул мне и вышел из комнаты. И я тогда не раздумывая оделась в короткий белый топ и низкие шорты.

— Ты почти не изменилась, — глухо произнес Максим, буравя взглядом мой открытый живот.

А еще он озвучил мои мысли. Я как раз в этот момент подумала, что так и осталась все той же несуразной девочкой-подростком.

Но услышать это из уста Макса было обидно. Я поставила рамку на место и в какой-то прострации отошла подальше от стола.

Подальше от Максима.

— Закажи мне, пожалуйста, такси.

Максим взял телефон со стола, продолжая смотреть на мой пупок так, как будто он убить его был готов или у него претензии именно к моему голому животу. Или все же именно к пупку?

Максим походил сейчас на самого настоящего маньячино Что он вообще имел против голых животов?