Вячеслав Лейкин Всегда по четвергам (сборник) читать онлайн страница 11
И превращается в сумерки, а потом в ночь.
Аня Еськова, 12 лет

В одном из снов

В одном из снов, бессмысленных и мутных,
Как старое чернильное пятно,
Поэт Вийон в таверне пил вино
В компании попутчиков беспутных.
Поэт Вийон увидел в кружке дно,
И судный день, и сотни дней несудных,
И сто веков, и сто трактатов нудных,
И все, что было, есть и быть должно.
Потертый нимб, лавровые венки,
И речи стариков, и париков
Напудренные кудри, и лорнеты…
Поэт Вийон порвал черновики
И сделался Вийоном-не-поэтом
В одном из снов.
Сева Зельченко, 12 лет

Я жив

Пустой и неуютный дом,
Слепая немощь стен,
Цепей дверных унылый гром,
Усталой ночи плен.
Проходят сутки чередой,
Скудеет календарь.
Все тот же стук по мостовой,
Все та же хмурь и гарь.
Я вижу арку из окна,
Стволы промокших ив,
Мертвеет в сумерках стена,
Но я, как прежде, жив.
Аня Бернадская, 12 лет

Никто сказать не может

Никто сказать не может,
Куда девался он,
На прежний не похожий
Весенний перезвон.
Умчался или скрылся,
Как осенью скворец,
Расстаял, растворился,
Как сладкий леденец.
Никто сказать не может,
Зачем вернулись вновь
Давно забытый дождик,
Брусничный сок, как кровь,
В недопитом стакане
Размокший сахарин,
Вода в оконной раме,
Пробелы меж строками
И смуглый блеск маслин.
Аня Бернадская

Чтобы яблоки были

Чтобы яблоки были – как солнца!
Чтобы светили и грели
И даже затмевались (по понедельникам),
И чтобы каждый желающий
Мог сорвать себе солнце,
И повесить у двери на гвоздь,
И вращаться вокруг него
Со всей своей маленькой землей,
Чтобы астрономы
Не искали солнце на небе,
А искали его в ветвях яблони,
И надкусывали, и смотрели, что у него внутри,
Чтобы земледельцы и скотоводы
из школьных учебников
Превратились в солнцеводов и солнцедельцев,
Чтобы поэты, которым уже давно
Надоело сравнивать солнце с яблоком,
Смогли наконец сравнить яблоко с солнцем.
Сева Зельченко

Я – успокоительная таблетка

Замечательные все-таки люди – поэты. Мало того что они с невероятным проворством и изяществом обращаются со словами и смыслами, им дарована еще и удивительная способность воображать себя кем угодно и даже чем угодно и при этом речь свою вести от первого лица.


Иннокентий Анненский:

Я на дне, я печальный обломок,
Надо мной зеленеет вода…

Николай Гумилев:

Я – попугай с Антильских островов,
Но я живу в квадратной келье мага…

Федор Сологуб:

Я – Фиделька, собачка нежная
На высоких и тонких ногах…

Константин Бальмонт в одном из стихов осторожно сообщает о себе:

Я зеркало ликов земных
И собственной жизни бездонной… –

в другом бурно свидетельствует:

Я – предвечернее светило,
Победно-огненный закат… –

и наконец устраивает настоящий калейдоскоп масок:

Я возглас боли, я крик тоски,
Я камень, павший на дно реки.
Я тайный стебель подводных трав,
Я бледный облик речных купав.
Я легкий призрак меж двух миров.
Я сказка взоров. Я мир без слов.

И каждая маска вполне естественна. За исключением разве что «мира без слов». Слов как раз предостаточно…

«Я – Гойя» – объявляет в одном из самых знаменитых своих стихотворений Андрей Вознесенский, мгновенно увлекается этим способом существования, и тут же следом оказывается, что он еще и «горе», и «голос войны», и «голод», и даже «горло повешенной бабы».

А польская поэтесса Вислава Шимборская начинает один из стихов своих совсем уж невероятной строчкой:

Я – успокоительная таблетка…

Она, эта Шимборская, страсть как любит менять личины. То она жена Лота (помните такого праведника?):

Я оглянулась. Говорят, из любопытства… –

то она – Кассандра (та самая, Кассандра Приамовна, напророчившая погибель Трое):

Это я – Кассандра,
А это мой город под пеплом… –

то вдруг

в пейзаже старого мастера
та, что стоит у озера, – это я… –