Если что, архитектором была Маша, моя сестра. Насколько я был способен в точных науках и цифрах, настолько же она была погружена в мир цветов и форм. Она прекрасно рисовала с самого раннего возраста, могла надолго «зависнуть» над фотографией какого-нибудь знаменитого здания, прекрасно чувствовала цвет и гармонию построения пространства. Став чуть старше, она освоила необходимые компьютерные программы, искала себе добровольную практику на стройке, вникала и вгрызалась в науку и упоением и настойчивостью фанатика. При огромном конкурсе, без какой бы то ни было протекции отца, Маша поступила на один из самых престижных факультетов города и по окончании имела сразу несколько предложений о трудоустройстве от солидных архитектурных бюро.

Пространство моей новой квартиры она выстроила чётко по моему запросу, а вот относительно дизайна у нас были баталии, да ещё какие! Она ни в какую не желала «запирать меня в каменные джунгли» и считала, что пустое холодное пространство не подходит для шумной большой семьи, которой я просто обязан был обзавестись. Я же, напротив, был уверен, что всякая охотница за мужем, очутившись у меня в гостях, должна понять, что эта квартира предназначена для холостяка и точка.

В итоге я убедил Машу, что шумная большая семья, которой я обязательно обзаведусь чуть попозже, должна поселиться подальше от делового центра, поближе к лучшим школам, паркам и всяческим секциям и кружкам. Сестра поверила и смирилась.

Теперь, приезжая к ней в гости, я наслаждался природой, восхищался чистотой воздуха, лежал на траве и слушал пение птичек, после чего с наслаждением возвращался в свои «каменные джунгли» и не готов был променять их ни на какие райские сады.

Детские дни рождения прекрасны тем, что быстро заканчиваются. Юные гости начинают капризничать, клевать носом, и взрослые, вздыхая и извиняясь, создают небольшую суматоху, отыскивая забытые вещи, собирают их тут и там, как некий урожай, и, наконец, рассаживаются по машинам и разъезжаются по домам.

Наступившая тишина оглушает нас. У племянницы нет даже сил разобрать подарки. Она лениво сидит на полу у дивана, смотрит на все эти свёртки и коробки в яркой упаковке и отчаянно, заразительно зевает. Мы тоже начинаем зевать, смеясь и поглядывая друг на друга. Я прощаюсь, получаю сонный поцелуй в щёку от маленькой принцессы и уезжаю домой, где меня ждёт тишина, темнота и огромная пустая кровать.

Снять пластырь я решился только в воскресенье вечером. Изогнувшись под немыслимым углом, я постарался рассмотреть опухоль. Она не увеличилась, но на ощупь в нижней части выпуклости появились какие-то неровности. Я провёл пальцем по всей длине образования. В подмышках кольнуло резко выступившим потом. Это совершенно однозначно были какие-то щетинки. Мне живо представилась оса с лицом Вики.

Однажды в детстве я убил муху, ползающую по стеклу. Она упала на подоконник, и я стал рассматривать её. И вдруг из неё вылезли маленькие белые черви. Зрелище было отвратительным. Я несколько дней не мог избавиться от этого воспоминания, но гибкая детская психика приспособилась к новым воспоминаниям, стёрла, запрятала глубоко в мозг эту картину и много лет я даже и не вспоминал об этом. До сегодняшнего вечера.

Я твёрдо решил завтра сходить к врачу.

Утром, замученный ночными кошмарами, я встал совершенно разбитым. В ванной первым делом попытался разглядеть опухоль в зеркало. Совершенно ясно было видно, что по нижнему краю припухлости торчит ряд волосков. Мягкие, щетиной их было назвать уже нельзя. Хотя бы даже и потому, что они прилично выросли и перестали колоться. Зуда, кстати, я больше не ощущал. Хмуро рассматривая себя в зеркале, я напряжённо думал.