Веселье достигло апогея. Лучше ничего нельзя было придумать развалить серьёзное собрание – это дать слово человеку, не способному правильно излагать свои мысли.

Но тут вдруг резко встала Тонина подруга Раиса и, смело обращаясь ко всем, начала:

– Я как посмотрю, вы все, наверно, тут ангелы собрались? Накинулись они на беззащитную девушку. А где были вы все? Посмотри на неё, – Раиса поглядела гневно туда, где в окружении кавалеров сидела красавица Пермякова. – Написала пасквиль. Пофестивалила! Если вы все были рядом, видели, что происходит, и не остановили её – значит, вы все молчаливые соучастники! Вы же комсомольцы, товарищи её? Почему не собрались и не указали ей на её, по вашему мнению, недостойное поведение? Почему ты, – она обратилась к Антонову, – не призвал её к порядку? Не объяснил ей, что своими действиями она порочит звание комсомольца и бросает тень на всех? Может, своевременное участие коллектива предотвратило бы дальнейшее развитие этой истории. Но вы все смотрели на это сквозь пальцы, а многие с интересом, завистью. И с удовольствием перемывали косточки, целыми днями обсуждая интересную историю. Может, я не права? – она обратилась ко всем.

Аудитория затаила дыхание. Тоня сидела с опущенной головой. От стыда она не знала, куда деваться.

– И в конце своей речи, я хочу обратиться ко всем, – воодушевлённо продолжила она. – Принимая сегодня решение, покопайтесь в тайных уголках своей души. Вспомните, нет ли у вас каких-нибудь тёмных делишек, которые могут внезапно всплыть на всеобщее обозрение. И потом вы будете сидеть так же и под всеобщее улюлюканье испытывать унижение. Да, она оступилась, по неопытности с кем не бывает, а мы сейчас готовы растоптать и без того страдающую девушку. Прошу заметить, нашего товарища, комсомольца! Она ничего не украла, не предала Родину, а всего-навсего оказалась не способна разглядеть настоящие чувства. А вам не кажется, что это мужчина воспользовался наивностью провинциальной девушки и смог задурить ей голову?! Может, на нём и должна лежать вся ответственность за это подлое дело?! Ведь он как руководитель обязан был держать дистанцию со своими подчинёнными и, уж тем более, студентами! У меня всё! – и она резко села, взяв Тоню за руку.

В зале раздались аплодисменты.

После такого эмоционального выступления подруги Тоня робко взглянула на сидевших в президиуме. Все хмурились, создавая вид озабоченных происшествием. Один только Крюков внимательно и, казалось, с интересом смотрит на неё.

– В выступлении комсомолки… – он запнулся и поглядел на секретаря факультета.

– Драчёва Раиса! – подсказал Петрухин.

– В выступлении комсомолки Раисы Драчёвой были поставлены правильные вопросы. «Где был руководитель?» Явно он самоустранился. «Где были товарищи?» Вот и весь сказ. Поэтому и стало возможным случиться такой истории, когда в коллективе процветает индивидуализм, и на проблему, возникшую у товарища, не обращают внимания, а то и вовсе – начинают издеваться. Я думаю, что это всем нам урок на будущее. И от того, какие выводы сделаем для себя, так по жизни и пойдём с вами. Я предлагаю выслушать саму Прохорову Антонину, а затем перейдём к следующим пунктам. Пожалуйста, – секретарь снова поглядел на Тоню.

Она встала. Лицо её было белым, словно она густым слоем намазала его цинковой мазью, даже местами отливало синим. В широко открытых глазах стояли слёзы. Она ничего не видела. Вдруг она пошатнулась и, грузно сев, разрыдалась. Потоки слёз из её глаз текли так, будто там открыли невидимый кран. Подруга достала из сумочки платок и стала вытирать Тоне мокрое лицо. А Антонов, чувствуя свою вину, быстро встал из-за стола, налил из графина полный стакан воды и, подойдя, поставил его перед Тоней. В зале началось движение, разговоры. Кто-то громко сказал: