Все это он уже слышал в другой жизни. Там были походные ботинки и дорожная сумка, здесь – платье от Пуччи, туфельки от Шанель и чемодан от Луи Вюиттона.

– Под клеткой ты имеешь в виду меня?

Он смотрел на нее холодно. Он не собирался прощать ей все на свете. Его угнетала та легкость, с которой Изабель отдалась другому мужчине; скорее всего, нечто подобное происходило и прежде, просто он ни о чем не догадывался.

– Мой хороший, какая ж ты клетка? Ты просто замечательный человек... Но понимаешь, когда люди живут вдвоем... и живут долго...

С тех пор как она переехала к нему, прошло едва ли восемь месяцев.

– Боюсь, что наши отношения я оценивал неправильно, – пробормотал Берни.

Она кивнула и улыбнулась своей обворожительной улыбкой.

– Совершенно верно, Бернар. – И тут же ножом в сердце: – Я хочу поехать в Калифорнию. – Она ничего не скрывала. – Дик хочет сделать на студии пару проб. Если бы мне удалось сняться у него, я была бы очень рада.

Она говорила с тем же акцентом, который некогда растопил его сердце.

– Все с тобой понятно. – Берни закурил, что бывало крайне редко. – Ты никогда об этом со мной не говорила.

Сказанное имело смысл. Такое личико грех не показывать в кино. Обложек журналов для нее мало.

– Зачем бы я говорила об этом с тобой?

– Ну да! Ты ведь что-то могла поиметь и от «Вольфа».

Эти слова звучали подло, и он тут же пожалел о том, что произнес их вслух. Сильнее всего его задевало, что она больше не нуждается в нем.

– Прости, Изабель... – Он стоял посреди комнаты, глядя на нее сквозь дымную завесу. – И все же я бы на твоем месте не спешил.

Просить ее о чем-то было бессмысленно. Для себя она уже все решила.

– На той неделе я еду в Лос-Анджелес.

Он кивнул и направился к окну, за которым виднелось море. С минуту помолчав, он вновь повернулся к Изабель и, горько усмехнувшись, сказал:

– Прямо какое-то заколдованное место. Рано или поздно все они отправляются на Запад.

Он вновь вспомнил Шилу. Когда-то, давным-давно, он рассказывал о ней Изабель.

– Может, в конце концов и меня туда занесет?

Изабель улыбнулась:

– Ты принадлежишь Нью-Йорку, Бернар. Ты живешь тем, чем живет этот город.

Берни грустно покачал головой:

– А вот тебе этого мало...

Их взгляды встретились.

– Понимаешь... Это не ты... Дело вовсе не в тебе... Если бы я искала что-то... серьезное, если бы я хотела выйти замуж... Ты бы очень меня устроил. Правда.

– Я никогда не предлагал тебе ничего подобного.

И все же рано или поздно так должно было случиться – это понимали оба. Просто он не мог иначе, таким уж он был человеком, пусть порой о том и жалел. Был бы он посвободней... поразвязней... умел бы он снимать фильмы...

– Я себя в этой роли не представляю, Бернар. Понимаешь?

Еще бы! Она представляла себя только в роли кинозвезды. Через три дня после того как они вернулись в Нью-Йорк из Истгемптона, Изабель уехала со своим режиссером. Она уложила свои вещи куда аккуратней, чем это сделала Шила, не забыв прихватить при этом и те замечательные платья, что подарил ей Берни. Она доверху набила свои чемоданы от Луи Вюиттона и напоследок оставила ему записку. Четыре тысячи долларов наличными, которые Берни прятал в ящике стола, она тоже взяла с собой, написав, что «занимает их и надеется, что он поймет все как надо». Съемки прошли успешно, и уже через год Изабель появилась на экранах. К этому времени Берни было уже наплевать на нее. И не только на нее. Женщин у него хватало. Манекенщицы, секретарши, администраторы, миланская стюардесса, актриса, политик... Но все это было так – как бы между прочим. Сердце его вновь обратилось в камень.