– Что же мне делать-то, если появится?– напомнила основную проблему, ради которой пришла в гости.

– Да я даже не знаю, Жень,– тренер подошла к одному из окон, за которыми опускался сумрак.– Напомним, что срок по алиментам не вышел, может, его это спугнет. А не спугнет, так хоть какая-то польза будет от твоего Даньки, кроме сына.

– Вы его никогда не любили,– напомнила больше самой себе чемпионка.

– Ну, ты еще начни, как тогда его выгораживать и твердить, что я неправа,– фыркнула в ответ тренер.– Он тебе карьеру загубил, Женьк! могла ведь стать двукратной! Мы бы еще съездили на вторые олимпийские!

Справедливости ради, Жене кажется, что со времен завершения верить в ее олимпийские перспективы, тренер стала намного больше. После игр и завоеванного “золота” у МамАлены гораздо сильнее интерес вызывало подрастающее поколение, чем выжатая олимпиадой и замученная переменившейся жизнью, разобранная и рассеянная чемпионка. Ставка, кстати, тогда не сыграла. На следующих играх у них было лишь серебро и бронза, может, тогда и появился внутри Елены Данииловны миф о двукратной Жене, если бы она осталась.

Остаться было никак невозможно. В олимпийский год Евгения была крайне занята – училась жить самостоятельно с ребенком на руках и как-то, наконец, найти себя в мире, где очень серьезно заблудилась. Ее пригласили комментировать финал олимпийского турнира по прыжкам на батуте. Все виды, что было особенно лестно, но голова, в целом, была занята внутренней разрухой и полетевшей под откос жизнью, которая совсем недавно казалась почти сказочной.

А после олимпийского турнира, когда команда вернулась домой, Женя пошла на поклон к МамАлене, с извинениями и просьбой помочь, как-то приткнуться в жизни, потому что иначе – конец! Елена Данииловна взяла девушку тренером, хотя обе понимали, что дело не ее, но чем еще могла помочь своей спортсменке? Когда у человека есть работа, строгий график и четкие обязательства, его труднее вышибить из равновесия. И проще в него вернутся. За это стоило благодарить. И новоиспеченная мать-одиночка была благодарна. Она отдала несколько лет обучению подрастающего поколения спортсменов, привела в этот вид своего сына. И больше не ощущала себя должной ему ровно ни в чем. А МамАлене была благодарна, хоть и не простила злых и порой просто неуместных высказываний, допущенных прежде, и по поводу ее первой любви, и по поводу будущего ребенка, и по поводу всей жизни. Самое мягкое из недоброго было: “Просрать карьеру и жизнь ради мужского члена”. Может, это и было правдой, но кому она такая нужна? Тем более в восемнадцать лет!

– Ты что творишь, Федорова?!– МамАлена нависает над скамейкой, где Женька затягивает бинт на стопе перед началом тренировки.

– Готовлюсь,– отвечает спортсменка, не прекращая работу.

– От тебя пахнет алкоголем! Ты опоздала!– шипит Елена Данииловна.

Тренер почти никогда не кричит, но от этого в гневе не перестает быть страшной.

– Да ну чего вы?!– девушка поднимает темные глаза и глядит на тренера снизу вверх.– Я не пьяная, просто у Дани попробовала новый коктейль! Один глоток всего, ну, может, два!

– Ради попойки опаздываешь на тренировку?!– в словах появляется яд настороженности.

Женя снова опускает голову и молчит. Под кожей бродят поцелуи, прикосновения мужских рук и крепкие юные объятия. Что из этого способна понимать и помнить МамАлена? У нее все подобное кончилось сто лет назад, наверное, как Лильку родила, так и кончилось!

Из гардеробной, куда ее привел Даня, чтобы дать возможность поменять рваную одежду на целую, они ушли уже друзьями. Больше в тот вечер молодой человек приглашенную не оставлял, подвинул всех своих подружек, ходил около Женьки, а потом и поехал провожать, бросив сабантуй. В машине девушка разоткровенничалась, наверное, ужас ситуации наконец добрался до души и растопил внутри что-то важное. Закусила губу в ответ на вопрос, отпустило ли ее, да и проговорила: