Наше «долго и счастливо» сейчас более реально, чем, например, еще вчера. Потому что вчера я позволил себе зайти дальше, чем обычно – прижал к себе, несмотря на ее сопротивление, заставил выслушать все, что накопилось за эти годы. Но главное – признался в чувствах.

А когда еще, если в те редкие встречи, что у нас случаются, между нами дистанция величиной с океан.

Подхожу к ней сзади, нахально, как свою собственность, обвиваю руками талию. Шизею от тепла ее тела и запаха.

– Убери руки, – дергается, бросая телефон экраном вниз.

Не отпуская, кладу подбородок на ее плечико. Пахнет потрясающе. Ванильным мороженым. Разжать руки невозможно. У меня острая потребность прикасаться к этой женщине, чувствовать ее тело, тонкий аромат волос.

– Я тебя тут подожду, – встречаюсь с ней взглядом в отражении. Мы гармонично смотримся вместе. – Ужин приготовлю. Я умею. И обед могу, если приедешь. А хочешь, встречу тебя, в ресторан сходим?

– Не пойму, Ольшевский, ты все еще пьяный, что ли? Человеческого языка не понимаешь?

Злится.

– Наташка, ну ты чего? – разворачиваю ее к себе лицом, заглядываю в глаза и заставляю посмотреть в свои. – Не веришь, что у меня к тебе все серьезно?

– Ты – друг моего младшего брата, – холодно и отчетливо выделяет каждое слово. – И мне как брат. Ничего большего между нами быть не может.

– Да почему, Наташ? – взрываюсь. Каждое ее «нет» будто кусок от сердца отрезает.

– Саш, – девушка глубоко и тяжело вздыхает. Ее взгляд скользит по моему обнаженному торсу, притормаживая на кубиках пресса. Я качал их для нее! Но вижу – не впечатляют! – Прости, надо было еще вчера сказать… Я выхожу замуж.

– Что? За кого?

Я даже тихо смеюсь ее шутке. Не верю ни единому слову. Специально так говорит, чтобы избавиться от меня.

– Ты его не знаешь. Его зовут Вячеслав. Он юрист.

Разжимаю руки, выпускаю Наташу из объятий.

Она… она шутит!

Или нет?

– И давно вы с ним…

– Уже полгода. Он сделал мне предложение, и я согласилась. Я ждала приезда Вадима, чтобы объявить об этом и познакомить семью со своим женихом.

Она подняла правую руку, и только сейчас я обратил внимание на кольцо с крупным блестящим камушком на безымянном пальце. Бриллиант, не иначе.

– Ты его не любишь!

– Люблю!

– Нет, – упрямо машу головой, не желая признавать ее слова, впускать в свое сердце другую правду. Дикую, невообразимую, разрушающую. – Врешь. Не любишь. Поверь, я знаю это чувство! Когда по–настоящему любишь, не можешь есть, дышать, спать… Где он? – сжимая кулаки, осматриваюсь по сторонам. Злость во мне кипит. На себя за упущенное время и нерешительность, на внезапно свалившегося жениха, на Наташу за ее слепоту и глухоту. – Где? Как он может оставлять тебя одну? А ты его?

– Я не обязана перед тобой отчитываться, Ольшевский! – тоже повышает голос. – Вчера я тебя впустила сюда только потому, что считала тебя другом. И что твоя детская влюбленность в меня давно в прошлом. Но теперь я вижу, как ошиблась. Уходи, Саша, – Наташа учительским жестом взмахнула рукой в сторону двери и так и осталась стоять, указывая направление. Строгая и невозмутимая.

– Детская влюбленность? Детская влюбленность?! – распаляюсь с каждой секундой сильнее. – Я до сих пор тебя люблю! И с каждым днем все больше и больше. Да что я… ты же знаешь! Я пишу тебе об этом каждый день! И как дурак жду ответа! Ты… не читаешь? Ты что, занесла меня в черный список? – тюкает меня догадкой.

– У меня новые отношения, Саша. С серьезным мужчиной. Думаешь, ему понравилось бы, что его невесте пишет другой?

Невесте! Это слово делает контрольный выстрел и попадает прямо в цель.