– Я лучше пойду. Извините! – вспыхнув, Вера попятилась и, мысленно обозвав себя последней дурой, рванула к дверям, несколько раз дёрнув ручку в противоположном направлении.

– Эй, ты чё, успокойсси… – пропела блондинка. – Я – Лёхина. Ладно, пойду у Бубля тогда покемарю…

Подняла с пола шерстяное одеяло без пододеяльника, в котором, видать, пришла, обернулась им, словно тогой, закинув на плечо один конец, и с достоинством, как была, босиком, покинула комнату.

– Лёхина девушка, – миролюбиво пояснил Ушман. – У неё работа по сменам, а у них в комнате шумно, вот и приходит сюда высыпаться, пока он в городе. Я тут тоже весь день дрыхну… вчера из Москвы только под утро приехали. Спасибо, что разбудила, кстати. А ты от кого? От Бельчикова? Назавтра вроде договорились?

– Я… – на этот раз Вера присела на краешек стула. – Я… я по поводу…

Она уже растеряла всю решимость и не понимала, что она тут делает. Но отступать Вера не привыкла, значит, надо собраться и довести дело до конца, а там – будь что будет.

Парень смотрел на неё с доброжелательным интересом, глаза у него оказались умными и добрыми, выражение лица – чуть ироничным. Вера встретилась с ним взглядом, и у неё внезапно защемило сердце от мысли, что у неё ничего не получится.

– Я… вот, – Вера вытащила из кармана кассету с записью. – Можно?

Она нащупала кнопку лежащего на столе магнитофона, примерно такого же года выпуска, как и её собственный, и вставила кассету. Нажала на липкую, чем-то залитую кнопку, и из динамика, пробиваясь сквозь шорох и скрежет, послышался его голос. Некоторое время они молча слушали.

Теперь, когда Голос воссоединился, наконец, со своим обладателем, Вере стало казаться, что другой внешности у него и быть не могло. Ей стало легко представить, что именно этот парень с его приветливым взглядом и мог написать так тронувшие её слова. Значит, одно чудо свершилось. Оставалось теперь убедить его, и…

– Так ты со студии, да? – прервал молчание Ушман.

– С какой ещё студии? – насторожилась Вера.

Ага, уже!.. Вовремя она всё-таки пришла.

– Пару недель назад, парень в кепке обещал нам прослушивание, – объяснил Ушман. – На дискотеке в Небритихе, нет?

– Нет.

– Нет, – задумчиво повторил Ушман. – Вот и я думаю, что нет. Это я спросонья, прости. Ты вообще из другой пьесы.

– Из другой, – согласилась Вера.

– Из какой же? – его тонкие губы чуть дрогнули, а в глазах появилась смешинка.

– Сейчас. Я скажу. Подожди, мне надо собраться.

Парень сложил руки на груди и изобразил терпеливое ожидание.

– Смотри, ты меня не знаешь, – начала Вера чуть дрогнувшим голосом и заторопилась, опасаясь быть перебитой:

– Но я… я знаю тебя. Знаю так, как только можно знать другого человека. Даже не встретив ещё, я уже видела тебя. И я знаю, что ты поймёшь и поверишь – иначе я ничего про тебя не поняла, но я поняла. Я слушала тебя. И я слышала… Я точно знаю, что мы созданы друг для друга.

Она выразительно посмотрела на магнитофон, который больше шипел, чем воспроизводил звук. Чёрные брови Ушмана удивлённо приподнялись, смешинка в глазах стала явственней.

Вера досадливо нахмурилась.

– Я понимаю, что говорю банальности, – строго сказала она, – просто есть вещи, которые иначе, как банальностями, не выскажешь. Ты должен услышать за этими словами настоящее. Пойми меня так, как ты умеешь всё понимать.

Ушман посерьёзнел, вопросительно вглядываясь в неё. Это обнадёживало.

– Так вот. Я это знаю, потому что я знаю твои стихи. Разумеется, ты про меня ничего знать не можешь, поэтому тебе придётся поверить мне на слово. Да, придётся, – с нажимом повторила она, словно ожидая его сопротивления, но Ушман молчал, продолжая с любопытством рассматривать её.