И так несколько раз на дню.

Но однажды, ещё до того как в «брехунке» – так в просторечии зовется наш «Мельновский труженик» – появился фельетон про некоего ассенизатора, послуживший причиной раздора между Андреем и Надей, мне удалось подсмотреть его немудрёное плутовство. В одну из наших поездок, когда Горлоедов чистил отхожие места по заявкам дачных хозяев, мы подкатили к участку заведующей заречинским универсамом толстомясой Хлопиной. Прежде чем заглушить мотор, Андрей дал ему рёвно потрубить, газуя на нейтрале. Он делал так и прежде, но смысла этого действа не объяснял. Потом он шагнул с подножки на утоптанную обочину и остановился в задумчивости у колеса.

Когда всплыла над забором украшенная пергидрольной копной голова хозяйки, он и глазом не повёл в её сторону.

– Дождались голубца! – сипло обрадовалась Хлопина.

Никогда раньше в лице Андрея я не видел такой беспредельной скуки.

– Труба дело, – сообщил он в пространство. – Баллон спускает.

– Ладно, милый, заезжай во двор.

Горлоедов утвердил на копне задумчивый взгляд. Синие его глаза подёрнулись мутной дымкой и мерцали, как перламутровые.

– Чего это, мать, я в твоём дворе не видал? У тебя там, поди, не Елисейские Поля, а навозные грядки.

На тугом, как антоновка, лице хозяйки зарумянилась тревога.

– Шутки тебе, – просипела она с зыбкой строгостью в гортани, – а у меня из очка плещет!

– Беда. – Андрей безнадёжно скучал. – Тебя начальство на ту неделю расписало.

Чтобы лучше слышать, я тоже вылез на дорогу – в сегодняшней ходке у Горлоедова была вписана Хлопина.

– Как так? Заявку давно давала, – пыталась наступать хозяйка.

– Э-э-а… – зевнул Горлоедов. – Быстро только колбаса в твоем универсаме кончается. – И не спеша добавил: – У меня теперь пионеры в очереди. Дети – святое.

Полминуты длилось молчание, потом из гортани Хлопиной потекло масло:

– Может, уважишь, раз тут случился…

– Показалось. – Андрей шлёпнул ногой по скату. – Держит, собака! – По всему было видно, что память о Хлопиной стремительно в нём слабеет.

– Почистил бы, а? – напомнила о себе хозяйка.

Горлоедов удивился:

– Цистерна не резиновая. Твоё возьмут – на пионерское места не хватит. Тебе – гигиена, а мне – от начальства по репе.

На яблочном лице Хлопиной, как пролежина, отдавилась мысль. Хозяйка поманила Горлоедова к забору и что-то шепнула ему в ухо. Андрей отступил на шаг и оглядел её с укором.

– Ты так в бане не скажи – шайками закидают! – пообещал он. – Гальюн выгребать – это тебе не коленки воробьям выкручивать!

– Так сколько же, саранча?!

– Мне дармовые авоськи таскать неоткуда. – Андрей потянулся к дверце кабины. – Мне – по труду.

И он, ни к кому словно бы и не обращаясь, поделился с пространством, что, мол, чувствует себя неважнецки и на той неделе, видать, забюллетенит, а это совсем не ко времени, потому что заявок скопилось – уйма и работы ему пахать – не перепахать.

Хлопина заспешила:

– Ладно, будет по труду! – и, семеня короткими, как у рояля, ножками, кинулась отворять ворота.

Позже, когда мы с Андреем уже катили по проселку, я спросил:

– И что же, такой оброк с каждой ямы?

– Как случится, – весело откликнулся Горлоедов. – От каждого по доходам.

– А казённое?

– Казённое – за голую зарплату.

Так открылась мне природа гусиного паштета, который Андрей жирно мазал на бутерброд для Нади.

А недели через полторы все читали «брехунок» с фельетоном под названием «Робин Гуд из спецтранса». В фельетоне был выведен безымянный ассенизатор, борющийся с достатком зажиточных граждан при помощи изобретённой им строгой системы мздоимства. Там подробно излагалась шельмоватая схема, по которой Горлоедов выдавал обязанность за одолжение, и то, как благодарные заказчики ценят сговорчивость выгребного санитара. Мало того, затоваренная по персональной расценке цистерна часто не доезжала до слива, а, пробитая рублём, протекала на грядки соседних огородников – таким образом, одно и то же дерьмо проплачивали дважды. Там говорилось ещё, что есть деревни, где всем миром собирают ему складчину-братчину. Но это был явный перебор. Заканчивалась писанина безответным вопросом: «Кто же он, наш герой? Ловкий рвач или Робин Гуд, ещё не облагороженный легендой?»