Я всмотрелась в стекло. Слава богу — или той Милосердной, которая царит здесь, и как странно, что божество тут женщина, а права опять у мужчин! — что я в церкви, где тепло, сухо, ярко, есть стекла и наверняка вода и привычный мне туалет, а не в обычном средневековом доме. Не совсем средневековом — век восемнадцатый, судя по платьям, впрочем, насколько верно я могу определить? Все познания о подобном — музеи, в которые я иногда заходила от нечего делать, исторические советские фильмы, которые я смотрела еще ребенком, и картинные галереи, куда я заглядывала тогда, когда еще пыталась себя убедить, что я поклонник искусства. Итак, я с благодарностью всмотрелась в стекло.

Молодое лицо и вроде красивое. Темные волосы, апостольника нет, только синяя лента. Полные губы, большие глаза, правильные черты лица, и все это теряется в зелени и ярких красках на улице. У меня невысокий рост и еще совсем молодой возраст. Какого дьявола я ушла в монастырь?

Я вернулась к столу и пролистнула бумаги в стопке. Ни единой записи, но ничего. Я дернула ящик, почему-то предположив, что он плотно заперт и попытка моя будет тщетна, но он пополз по пазам, явив мне целую стопку исписанных и исчерканных листов такой же плотной желтоватой бумаги.

Что-то похожее на договор с местным портом. Город, где я живу, — Ликадия, перечень шхун, фамилии капитанов, табличка с перечнем переданного белья. Табличка была практически вся исчеркана и изобиловала цифрами, а внизу стояли две подписи под итоговой суммой, значит, договор был исполнен… Следующая бумага заставила меня вздрогнуть: некий Уильям С. Блок в счет уплаты долга казначейству монастыря передавал в работный дом приюта свою жену и двоих дочерей. Этот договор я отложила, начала смотреть следующие. Договор на поставку питания — в монастырь, судя по количеству еды: немного; и качеству: свежий постный хлеб, свежие овощи, свежая рыба, фрукты, каши и молоко. Вторая страница договора содержала уже другой список: хлеб, молоко, мясо, мука грубого помола, овощи, и указание на свежесть не фигурировало. Кто другой не обратил бы внимания — только не я. Продуктов для приютов было гораздо больше, чем на странице с питанием для сестер и послушниц. 

Опять договор на стирку… еще один, и еще. Бумага от какого-то купца о поставках щелока, если я правильно поняла, для стирки. Что-то, что я назвала бы «спецификацией» или «коммерческим предложением» — от кузнечной мастерской. И еще один договор о продаже сестры и двоих ее детей…

Я с содроганием перечитала имена, которые увидела в договоре. Консуэло мне солгала? И никто не знал правды?

И в этот момент по ушам хлестнул громкий и отчаянный звук гонга. 

4. Глава четвертая

В прошлой жизни…

Мне нужно привыкнуть, что жизнь разделилась на «до» и «после», на «прошлую» жизнь и «нынешнюю». В прошлой жизни я однажды проснулась от воя сирены и долго лежала, вытянувшись под одеялом, не зная, что делать, куда бежать, да и стоит ли? Есть ли смысл? Это была не тревога и не учения, что-то где-то сработало на ближнем шлюзе, и звучала сирена от силы тридцать секунд, но мне показалось тогда — прошла вечность и жизнь промелькнула перед глазами — пафосно, но довольно точно. И состояние ужаса не отпускало меня еще где-то с час.

Сейчас я поняла очень быстро, что гонг — рядовое событие, что-то вроде звонка после уроков — пугаться не стоит. Коридоры наполнились людьми — я не слышала голоса, лишь сбивчивый шепот и шаркающие шаги, поэтому я встала и вышла из комнаты.

Насельницы стекались в дальний конец здания, и я вспомнила, что оттуда тянуло молоком. Обед? По времени не было похоже на ужин, но что я знала о местных порядках? Зато я кое-что знала уже о провианте, и стоило посмотреть, как все происходит, начать хотя бы с чего-нибудь.