За спинами гостей бармен Гена пытался что-то выразить активной мимикой. Морщил лоб, двигал бровями, стрелял глазами туда-сюда, но смысла его безмолвного послания Елена так и не уловила.

Гости вяло покивали, отвечая на приветствие. Затем Запрудин и Гусев переглянулись, решая, кому начинать разговор. Запрудин коротко дернул лысой головой, Гусев откашлялся и сказал:

– Мы к вам с проверкой, Елена Анатольевна. Остановите работу кафе и прикажите всем сотрудникам собраться в зале…

– Но… – Елена от удивления лишилась дара речи, ни одна проверка на ее памяти не начиналась подобным образом.

– Посетители могут спокойно доесть свой заказ. – Гусев перевел взгляд на угловой столик, за которым завтракали двое нездешних мужичков среднего возраста, не то откомандированные за кирпичом снабженцы, не то заезжие коммерсанты мелкого пошиба.

Других посетителей в кафе не было. Промежуток с одиннадцати до двенадцати часов считался «глухим» – завтракать поздно, обедать рано. Ежась под строгими взглядами пришедших, мужички в мгновение ока доели свой гуляш. Хлеб, которым были собраны с тарелок остатки подливы, они дожевывали уже на ходу. Гена тем временем сходил на кухню за поварихами и посудомойкой, а вернувшись, запер входную дверь и повесил табличку «закрыто».

– Это все? – довольно недружелюбно осведомился Гусев, глядя на сотрудниц.

– Все, – ответила Елена, уже успев взять себя в руки, и добавила: – Лето, вторник, клиентов мало. Официантки придут в час. А в чем, собственно, дело?

– Дело! – хмыкнул Запрудин, доставая из кармана пиджака мятый платок. – Дело определенно будет возбуждено, как только мы получим необходимые доказательства. По двести тридцать восьмой статье. Производство, хранение, перевозка либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности. Пока рисуется первая часть, но если здоровью пострадавших будет причинен тяжкий вред или кто-то из них умрет, будет вторая часть. А если умрут двое – третья. По ней законом предусмотрено лишение свободы на срок до десяти лет.

– Господи! – ахнула посудомойка Валентина Митрофановна. – За что нам такая напасть?

– Руки мыть надо, – сурово сказала Кулькова, хмуря выщипанные в ниточку брови. – А также овощи с фруктами и посуду. Чтобы не устраивать эпидемий!

– Дизентерия, – пояснила начальница эпидотдела Сараева в ответ на вопрошающе-недоуменный взгляд Елены. – Двое жителей Твери госпитализированы в инфекционное отделение первой городской больницы с диагнозом дизентерия. В прошлую среду они обедали у вас. У них даже чек сохранился.

Молодая, красивая и обеспеченная Сараева, муж которой занимался оптовой торговлей строительными материалами, могла позволить себе быть если не доброй, то хотя бы не слишком суровой. К тому же она являлась постоянной клиенткой «Старого города» с полагающимися ей по должности привилегиями – тридцатипроцентной скидкой и регулярными комплиментами от заведения. Все остальные, кроме не знакомого Елене капитана полиции, тоже заглядывали в кафе, бывшее на самом деле лучшим рестораном в городе, но нечасто, от случая к случаю.

Почему «Старый город» назывался «кафе», а не «рестораном»? Поначалу, когда бизнес только-только раскручивался, Елена остановилась на «кафе», желая привлечь как можно больше клиентов. Вывеска «ресторан» отпугивает многих предполагаемой дороговизной и необходимостью соответствовать статусу заведения. Чем писать на дверях: «У нас очень недорогой ресторан, и к нам не обязательно приходить в вечерних костюмах», проще назваться «кафе». Так и повелось. В период своего расцвета до семи часов вечера «Старый город» оставался кафе, а затем до закрытия превращался в ресторан. Скатерти, посуда и приборы заменялись на более дорогие, папки с меню тоже менялись, потому что расширялся ассортимент блюд, выходили на работу дополнительные официантки.