Миссис Мелени расплакалась, когда увидела, в каком состоянии находится дом, в котором я живу. Моя мать была функциональной алкоголичкой [7], но все равно алкоголичкой. Она говорила, что если она способна выполнять необходимую работу по дому, появляться на работе и мыть машину, не отключаясь и осознавая, что делает, так зачем ей прекращать пить?

Я не могла с ней спорить. У меня не было права голоса.

Миссис Мелени спросила, не хочу ли я, чтобы она отвела меня в центр социальной помощи детям. Я помню, как рассмеялась в ответ.

– Я уже слишком большая для этого, – сказала я ей.

На самом деле я имела в виду: «Спасите меня».

На похоронах моего отца мать рыдала как двухлетний ребенок, потерявший любимую игрушку. Не знаю, любила ли она когда-нибудь моего отца. Не могу сказать, знала ли она его вообще.

А я?

Он ее любил? А меня?

Почему он меня бросил, если любил?

В доме больше не воняло алкоголем. Отец обычно его расплескивал, а мать наливала себе выпивку в стаканы с крышками. Полы перестали быть липкими. Наверное, это что-то значило.

Отец оставил большое наследство матери и мне, только в завещании указал особое условие: я его получу только после окончания университета. В свое время он основал подрядную строительную фирму. Мой отец был по-своему умным. Но он также был и больным человеком.

Но мне было тринадцать лет. Что тринадцатилетнему ребенку делать с тысячами долларов? Я не знала, как тратить деньги. По крайней мере, тогда.

После похорон мать исчезла на несколько дней. Я думаю, что она отправилась в заведение под названием «У тети Лизы», потому что вернулась в красном пальто и чулках до колена. «У тети Лизы» – это стриптиз-клуб, я погуглила.

В ту ночь я спала в кровати отца. Мне хотелось почувствовать то, что чувствовал он, чувствовал каждую ночь, когда просыпался и ненавидел жизнь так сильно, что травил себя изнутри.

Я была такой плохой? Я была трудным ребенком, о котором было сложно заботиться? Мне слишком много всего требовалось? Я была приставучей? Слишком слабой?

Его комната была темной и мрачной, на этих стенах и в каждом углу встречались разные оттенки синего. Темно-синие шторы, постельное белье цвета индиго, облупившаяся краска цвета еловой хвои.

Синий – счастливый цвет? Я больше не могла сказать. Отец был болен, но его страдания закончились. Горько-сладкая дихотомия в некотором роде.

Я заснула, раздумывая над тем, кто я. Кем я хочу стать. Чего я хочу добиться. Я закончу так, как мои родители? Один мертв, другая балансирует между дыханием и бездыханностью.

Я не выбрала ни один из этих вариантов.

Я выбрала Блю.

В тот день часть меня умерла.

Ее звали Беатрис Луиза Хендерсон.

Старшие классы

средней школы – четыре года назад

Через полгода после того, как я изменил свою жизнь, я пригласил Райли Монтгомери на выпускной бал.

Люди недооценивают то, как ваше тело может измениться за полгода.

Полгода – и благодаря лечению аккутаном [8] мое лицо наконец очистилось от угрей.

Полгода я работал над собой, над всеми частями своего тела, до потери сил.

Полгода я носил прозрачные зубные пластины для исправления прикуса.

Полгода мотивационных подкастов.

Полгода я избавлялся от тощего долговязого куска дерьма, которым был.

Полгода – и я получил девушку своей мечты.

Помню, как впервые увидел, что Райли заметила меня. Я только что закончил тренировку, и ко мне подошли спустившиеся с трибун Райли и ее подруга Марла.

– Ты сегодня классно играл, Джейс.

Я даже не думал, что она знает, как меня зовут. Но она знала и разговаривала со мной.

– Спасибо. Завтра вечером мы снова играем. Хочешь прийти?