Эти три дня были незабываемыми. Наверное, дед предчувствовал, что его ждет, потому что уже знал, что им заинтересовались. Хоть он и был убежден, что у него всё под контролем и он отразит удар, но то, что случилось, оказалось совершенно невозможно предотвратить. Мы оба очень хорошо понимали, что мне надо вынести наказание, как следует постараться в школе и даже ограничить визиты к деду и привилегии, которыми я пользовался. И словно на прощание – мы-то считали, что разлука будет временной, но получилось совсем не так, – дед устроил мне настоящий праздник.

Мне, конечно, пришлось идти в школу, и дедушка вместо отца встретился с Мартой, моей классной руководительницей, и пообещал, что я напишу ей реферат по истории, чтобы компенсировать неучастие в групповой работе. Марта хоть и сдерживалась, но не могла не затрепетать перед Виктором Каноседой, явившимся во плоти. Она безнадежно попала в сети дедушкиного обаяния и харизмы – он умеет кого угодно расположить к себе лаской, дружелюбием и стратегически продуманными обещаниями.

– Сальва, только не дури и сдай ей такую работу, чтобы всем утереть нос.

– Ну да, легкотня… И как я это сделаю?

– Да просто напиши о том, что ей точно понравится. Вот, например, о жизни твоего знаменитого предка, Даниэля Каноседы. У меня дома есть кое-какие бумаги и документы, я тебе их дам – даже искать материалы не придется. А она заглотит наживку и отметит, что ты проявляешь интерес, творческое любопытство и все эти прочие педагогические глупости, как ты выражаешься.

После уроков Анхель уже ждал меня на служебной машине, чтобы доставить в рай.

В первый день он отвез меня в штаб-квартиру фонда.

Я разочарованно вздохнул. Подумал, что дедушка занят или сидит на каком-нибудь совещании. Но дед встретил меня в своем кабинете, и он там был не один. Долли, его секретарша-ирландка, которая работала у деда почти так же долго, как Анхель, если не больше, одарила меня своей улыбкой клонированной овечки и сразу проводила к деду:

– Пр-роходи, пр-роходи, королевич… – Она говорила с небольшим акцентом и раскатывала «р».

Оказавшись в кабинете, я понял, почему Долли смотрела на меня такими глазами, сверкающими, как бенгальские огни. У дедушки были посетители во главе с Томасом Андерсоном, известным режиссером, и – внимание! – актрисой, исполняющей главную роль в его новом фильме, который как раз снимали в Барселоне. С блестящей и суперзнаменитой Хуаной Чичарро. Она испанка, но сделала крутую карьеру в Голливуде – круче, чем «Формула-1». Хуана Чичарро магнетически улыбнулась мне, и у меня чуть не отвалилась челюсть.

Оказалось, их подвела одна локация, и теперь они срочно искали место для интерьерной съемки, которая должна была начаться следующим утром. И вот они пришли просить об одолжении и договариваться о съемках в штаб-квартире фонда – роскошном готическом дворце на улице Монткада, который дед отреставрировал лет пятнадцать назад. Дедушка сказал: без проблем, пусть оплатят оговоренную сумму и хоть сейчас приступают.

Дед представил меня Хуане Чичарро. Я не мог выговорить ни слова перед этой роскошной женщиной, а она посмотрела мне в глаза и сказала:

– Какой симпатяга! Вырастешь настоящим красавчиком…

Потом она подошла чмокнуть меня в щеку, невзначай прижалась грудью, и я вдохнул аромат ее духов, сладкий, головокружительный, одурманивающий.

Мы отправились осматривать здание, и я обратился в верного пажа принцессы Чичарро, радуясь, что мне есть что рассказать о фонде – из каких-то неведомых закромов памяти я вытаскивал кучу всяких исторических сведений. Нейроны мне хорошо послужили: Хуана Чичарро смотрела на меня во все глаза, слушала и улыбалась, повторяя: